Ночью ему опять приснился все тот же сон, терзающий его весь последний год: площадь, по которой расползается черный дым от горящих костров, кричащая толпа, вонь горящего мяса, порыв ветра, на мгновение разогнавший высокие языки огня и открывший взору два тела, привязанные к столбам… Двое сгорают на костре… Сноп золотисто-красных искр вновь скрывает от глаз людей тела казненных… Толпа беснуется больше и больше, крики все яростней, над площадью звучит колокольный набат, а он… Он вновь и вновь рвется к месту казни, но ноги словно ватные, совсем не шевелятся, а чьи-то сильные руки оттаскивают его назад, в толпу, а потом кто-то и вовсе валит его на землю, не давая возможности подняться и кинуться на помощь к тем, чьи обгорелые тела уже не подают признаков жизни. Но все же, несмотря на усилия всех тех, кто удерживает его на земле, он сумел вырваться. Поднялся на ноги, растолкал стоящих рядом и вновь кинулся к горящим кострам, но не сделал и нескольких шагов, как вдохнул горький дым, который заволок площадь. Этот страшный дым забил легкие и до слез начал резать глаза, не давая возможности смотреть на творящийся ужас. И тут вдруг раздался то ли крик, то ли проклятие, которое слетело на людей из пламени костра от того, кто, казалось бы, уже давно умер…

Когда Андреас открыл глаза, то его колотила крупная дрожь от того непреходящего ужаса, который он испытывал каждый раз, когда ему снился этот кошмар. Стиснув на груди трясущиеся руки, Андреас зашептал слова молитвы, отгоняющей нечистых духов: «Светлый Единый, посмотри на нас с высоты Небес, и прости нас, грешных. Отпусти мои тяжкие грехи, ибо погряз я во мраке, тоске и одиночестве…». Молитва была не очень длинная, но приносила мир в душу, однако сегодня Андреасу пришлось прочесть эту молитву не менее пяти раз, прежде чем стало успокаиваться бешено колотящееся сердце, а в ушах стих пронзительный звон. Правда, красная пелена с глаз по-прежнему не спадала, но через недолгое время должна исчезнуть и она. Все это уже проверено многократно…

Так оно и случилось: не прошло и четверти часа, как Андреас почти полностью отошел от страшного сна. Осеняя себя святым знамением и перебирая в руках четки, он старался отогнать от себя остатки ночного кошмара, и это ему почти удалось. Беда в том, что теперь, как бы он не старался, но вновь заснуть не сумеет, так что не стоит лежать, вновь бередить душу тяжелыми воспоминаниями и слушать ночную тишину, тем более что до начала его дежурства, похоже, осталось не так много времени.

Андреас встал, и, стараясь ступать как можно тише, пошел к огню. По счастью, на месте их стоянки все было спокойно. Обозники и двое охранников спали сном праведников на теплой земле, раненые и больные — те, кого везли из монастыря, тоже ровно посапывали, лежа на телегах, но вот у кого-то из тех, кто сидел у костра, сна точно не было. Там, рядом с братом Корвесом, находился еще кто-то, и этот человек явно не собирался отходить ко сну. А, точно, это все тот же грузный купец средних лет, здорово надоевший всем за день пути.

Несколько дней назад этот купчишка привел в монастырь обоз с мукой и крупами, и еще тогда те монахи, что сопровождали обоз до монастыря, предупреждали: этот трусоватый мужик — хозяин обоза, от нескольких глотков вина становится надоедливым и придирчивым, теряет контроль над собой, постепенно выводя из себя едва ли не каждого, к кому он подходит с разговорами, а болтать ни о чем и хвастать без остановки купчишка может всю ночь. Проще говоря, за таким человеком в здешних местах надо приглядывать во все глаза, да и одернуть его лишний раз не помешает, а не то как бы чего не случилось.