Худой и нескладный парень по кличке Рябой, опираясь о копьё, пытался принять максимально воинственную позу. То ногу отставит (левую, так как к правой был прислонён щит), то локоть упрёт в бок, то задерёт подбородок, отчего великоватый для него шлем съезжал на затылок.

А что делать, нужно соответствовать! Вчерашний карманный воришка, неудачно влезший в кошель купеческой дочери и едва не лишившийся из-за этого руки. Да и то сказать — погорел по-глупому. Что там было, пара монет, было бы из-за чего скандал поднимать, но надо же было этой глупой гусыне повесить мешочек на задницу… Вот и задержалась рука.

Отчего так? А чувствовал себя парень обделённым вниманием (прозвище-то обязывает, плюс в комплекте уши, точно лопухи, большущие навыкате глаза и прореженный ряд верхних зубов — результат территориальных трений). Вот и использовал он свой «талант» не всегда по назначению, а именно — щупая, лапая, трогая богатеньких дракониц. Если при этом выходило облегчить их на нечто ценное, то, хм, это была такая себя плата за «ласку». И всё ему до последнего времени сходило, в прямом смысле, с рук, ведь уличная квалификация у него была хорошая, практика на уровне, а госпожа удача благосклонно взирала сверху. Да вот видно приревновала — чересчур уж аппетитная задница попалась.

Впрочем, унывать Рябой не собирался, мало того, теперь ему казалось, что неспроста он именно в этот час попал в камеру предварительного задержания, после которой наверняка был бы угощён плетьми, и кроме боли, рубцов на спине и заднице ничто не напоминало бы об этом эпизоде. Именно там его отыскали вербовщики РоШакли и, несмотря на возраст, который он заметно увеличил (а выглядел гораздо старше своих лет) предложили то, отчего он не смог отказаться. И он, совершенно далёкий от околотронных интриг, не то чтобы не интересовался сплетнями и слухами, приходящими свыше и обрастающими красочными, зачастую нереальными подробностями, сколько вполне закономерно считал их не совсем интересными сказками, вроде историй о драконах. Но когда ему, поражённому до глубины души, поведали страшную тайну, Рябой вдруг решил, что действительно пора меняться и менять образ жизни. Если в родном королевстве (а патриотом он себя всё-таки считал) родная дочь собирается убить отца — короля и раньше срока взойти на трон, то так тому и быть — он обязан воспрепятствовать этому! Когда же это всё произошло, Рябой был весьма возмущён (как и окружающие его парни) и, получив в руки кожаную безрукавку в качестве доспеха, не сильно ровное и суковатое, зато очень длинное и острое своё первое копьё, повязал на шею зелёный платок, как отличительный знак истинного защитника королевства, в составе таких же патриотов вышел на улицу, теперь, в отличие от предыдущей «жизни», наоборот, наводить порядок, пресекать несанкционированное мародёрство и, тщательно просеивая жителей столицы, выявлять шпионов, предателей и просто недовольных, дабы проводить с ними разъяснительные беседы или просто, как предлагали шутники в их отряде, провожать в «последний путь».

Вот тогда и настало для Рябого весёлое и насыщенное время, и он наконец-то осознал, насколько нужен королевству. Они с приятелями важно и открыто прогуливались по улицам Агробара, одним своим видом заставляя горожан вести себя прилично, ввязывались в драки с подобными же компаниями, но без зелёных платков на рукавах — то есть, с теми, кто не верно осознал происходящее. Один раз даже столкнулись с небольшим отрядом солдат — предателей (так шепнул Жирному невзрачный тип, прикреплённый к их отряду начальством якобы в качестве проводника). Слава Единому, что солдат было немного — они умудрились ополовинить их воинственный отряд во главе с Жирным, а парочка всё равно смогла улизнуть. Сам же Рябой, неожиданно испытавший искреннее отвращение к необходимости кого-то убивать и вообще к виду крови, по примеру невзрачного типа незаметно сместился за спины товарищей. В общем, непростая и опасная работа предстояла им.

— … и тут набежало несколько этих вонючих белолицых выползней — стражников, — ДринТок громко засмеялся, обнажив жёлтые клыки, а МенТок недовольно подумал, что даже молодому воину, впервые вышедшему на тропу войны, стоит быть чуточку сдержанней.

Впрочем, молодости присущи крикливость, хвастливость и безрассудство. Можно подумать он в своём первом походе был не таким! Мен усмехнулся про себя: первый же убитый им гном — торговец заставил его ужасно загордиться, и только оплеуха старшего, да последующий ужасных прорыв из устроенной ими западни «светлых», в котором полегло большинство юнцов из его стаи, вернули его на землю. Тем более, Дрин — его побратим и сын двоюродного брата. Пусть бахвалится своими подвигами — не каждому клану уруков можно похвастать таким рейдом в крупный город, где каждому можно показать свою удаль. И пусть Дрин «пахнет» гораздо хуже тех же выпотрошенных им стражников — слизняков, он в своём праве. Просто дело в том, что Мен пресытился по самое горло этим действительно жутко воняющим городом с его давящими каменными домами, безвольными, отвратительными, безволосыми и бледными, будто черви, жителями, он задыхался без свежего воздуха и простора, необходимого каждому вольному охотнику. Он уже насытился и драками — при всей культивируемой в среде истинных беспомощности людей, среди них всё-таки встречались достойные соперники. И в чём тогда радость? В умерщвлении беззащитных? Тут и гордиться нечем. Они — как пыль под ногами, которая заставляет чихать — ты не можешь почувствовать себя настоящим, живым воином! Только с достойным противником (в мирное время, которого у истинных практически не бывало, ибо состояние войны — это нормально, они задирали друг друга; уруки всегда числили себя лучшими бойцами Веринии) можно обратить на себя благосклонный взгляд Тимбуру, духа войны!

Мен, ехавший в отличие от побратима с невозмутимым видом, едва услышав низкое негромкое рычание, насторожился и пригляделся к загривку своего Тарка. Уж он-то, вырастивший и воспитавший его со щенка, знал хорошо, и расслабленная походка, и демонстративное отворачивание морды в сторону, не могли его обмануть — приблизившийся к нему недопустимо близко ягир Дрина мог нарваться на выволочку. А два сцепившихся зверя — это испытание для наездников, и Мен, недолго думая, взмахнул плетью с вшитыми на конце свинцовыми шариками, влепил между ушей. Тарк обиженно взревел и в отместку клацнул зубами на соседа. Тот дёрнулся в сторону, махнул лапой с пятисантиметровыми когтями. Промазал, но наездника при этом ощутимо тряхнуло. Дрин, естественно, удержавшийся в седле, раздражённым или злым от выходки питомца не был, наоборот, расхохотался, хлопая свободной левой рукой по бедру. Мен тоже оскалился, изображая удовлетворение. Весело.

Широкий проспект был пустынен. Жители, те, кто не сбежал из оккупированного «тёмными» района, напуганные резнёй, которую устроили уруки вначале (да и потом они продолжали брать дань кровью), носа не показывали на улицу. Сейчас, правда, когда шаманы частично заполнили посохи, были заняты иными ритуалами и перестали проводить массовые жертвоприношения, немного осмелели — кушать-то надо! Но два едущих наездника — это было очень опасно для здоровья — кто знает, какое развлечение им придёт в голову? Тем более, их все так называемые шутки были неизменно связаны с кровопусканием, пытками и мучительной смертью. Всё вокруг замерло в страхе — Мен буквально ощущал это чувство, пропитавшее и стены домов, и камни мостовой, и кованые ограды, и даже само низкое, затянутое тучами, небо над ними. Это, конечно, тешило самолюбие истинного, но уже, пожалуй, и утомляло. Как и неубранные трупы людей, зияющие провалы окон, грязь, мусор, вьющиеся дымки не до конца потушенных пожаров.

Тарк неожиданно насторожил уши в сторону одного из частых здесь боковых переулков, что кривыми и худыми змейками стекались к проспекту. И самому Мену тоже что-то почудилось, но Дрин, продолжающий заливаться соловьём, не давал возможности сосредоточиться. Он поднял руку. Но побратим не заметил жеста товарища, занятый осаживанием плетью своего зверя, и Мен наклонился ткнуть его кулаком в плечо… Тут что-то горячее брызнуло в лицо… И солёное.

Улицы пустели мгновенно, стоило только эху унести вперёд звук скрежета когтей ягиров. Казалось, даже птицы переставали петь, а кошки и грызуны испуганно замирали на месте. Лишь псы иногда, ошалевшие от страха, вскипали испуганным визгливым лаем, тут же, правда, прекращающимся, стоило какому-то ягиру раздражённо рявкнуть в ответ.

Небольшой отряд уруков — всадников числом в сорок бойцов по-хозяйски объезжал закреплённую за ними территорию. Клан Лак изначально был невелик, а после той трёпки, случившейся неожиданно по пути в столицу королевства (и, честно говоря, непонятно как — видно, сами тёмные боги были на стороне противника), тем более не мог похвастать количеством истинных. Даже скорое расследование, инициированное Верховным шаманом места схватки, не дало всех ответов на вопросы. В итоге воинов в отряде уменьшилось почти вдвое, а сам он, акнак клана, Урс'Лак был подло ранен эльфийской стрелой, и не мог внятно ответить на закономерные, пристрастные вопросы: отчего боевой отряд истинных, уже практически одержав победу, потерпел поражение, унизительное ещё и тем, что противостояло им, судя по всему, не очень много противников, среди которых, несомненно, были проклятые «светлые», недоразуменье драконьей отрыжки. И при этом погиб подшаман клана, весьма искусный, между прочим, и пользовавшийся благосклонностью Верховного шамана, Т» ыхТоя. А самого Урса спасла парочка уцелевших воинов (один, правда, вскоре скончался от похожей эльфийской стрелы). Это был позор и бывший акнак не склонен был благодарить братьев, вытащивших его. Но после тяжёлого общения с шаманом, заглянувшим ему в голову, мысли Урса были направлены в иную сторону: ему, не самому последнему воину рейдового отряда требовалось отыскать возможность очиститься… Иначе «ценность его, как члена отряда, исчезнет совсем». Это были слова шамана. Сам Урс подозревал, что великий Т» ыхТой увидел что-то такое в нём, что ему не очень понравилось. Но на исписанном татуировками, изъеденном морщинами и полускрытом тремя жидким косицами лице главного урука похода (даже Верховный акнак не пользовался столь безоговорочным авторитетом; впрочем, такое положение было нормой у всех кочевых истинных хоть в военное время, хоть в мирное — слишком уж велика была роль шаманов в урукском обществе) что-либо понять было сложно. Другое дело, что Урс глупцом не был, и не неспроста на роль военного вождя клана старейшины избрали именно его, который не мог похвастать ни богатством лет, ни мощной, впечатляющей фигурой. Недостаток возраста он компенсировал холодным рассудком — большой редкостью среди истинных, хитростью и изворотливостью, неплохими воинскими и командирскими качествами. Поэтому, не взирая на относительную малочисленность клана, их отряд считался одной из самых эффективных боевых единиц (но, как говорится, на самого умного и сильного найдётся свой нож под ребро). А в индивидуальных схватках, хоть с оружием, хоть без, ему фактически никто не мог противостоять. Даже братья Гук и Стуки из клана Дея, которых в шутку подозревали в родстве с троллями (за спиной, конечно), проигрывали щуплому и неуловимому истинному.

А всё дело в том, что младший сын вождя клана, совсем ещё юный Урс как-то повздорил с племянником шамана племени, и во избежание неприятностей был отправлен отцом к дальним родственникам, осевшим в горах. К которым юный урук так и не добрался — их небольшой караван подвергся подлому обстрелу на землях гоблинов. Уцелевшие истинные, бросившиеся в погоню за драконьей чешуёй, по недомыслию отнесённых к лагерю «тёмных» (оставив обоз и товары на попечение раненых, и Урс, думая об этом после, очень сомневался в их благополучной судьбе), нарвались на многочисленный человеческий отряд, воины которого были не чета стражникам агробарского гарнизона — они быстро и безжалостно уничтожили «тёмных». При этом трижды раненого, худого и мелкого Урса ратники не добили, а в качестве добычи (для развлечения) доставили местному барону. Неожиданно злобный и непокорный, несмотря на постоянные избиения, «тёмный» привлёк внимание старика, и тот, имея трёх дочерей и не имея ни одного сына, принялся за его воспитание…

В землях людей Урс прожил без малого тридцать лет. Впитывая военную науку, как губка — хозяин ни в чём не отказывал: ни в учителях, ни в редких просьбах своей, в принципе, послушной, но весьма смертоносной игрушке. Урук служил вначале старому барону (перед смертью от яда, на пару мгновений вернувшись в мир яви, тот дал своему воспитаннику вольную), потом среднему зятю (старший погиб во время очередного пограничного конфликта). А потом соседнее королевство, поддержанное ближайшим Священным Лесом эльфов, пошло на них, и замок, стоявший на пути войска, после непродолжительной, но кровавой осады пал, остаток гарнизона с последней уцелевшей незамужней дочерью барона сдался. Ждать пощады от победителей, среди которых были те, кто называл себя «высокорождёнными», капитан баронской дружины Урс'Лак посчитал глупостью и, воспользовавшись суматохой, бежал. Последующие события показали, как он был прав. Захватчики — наёмники, обозлённые потерями, оставшихся защитников замка уничтожили полностью — частично казнили, частично посадили на колья — в зависимости от сословной принадлежности — так сказать, в устрашение, чтобы другие феодалы трижды подумали, прежде, чем оказывать сопротивление. Ну а о судьбе юной баронессы лучше было бы вообще не вспоминать — увиденное, а после и испытанное помутили её разум, и она была отдана в походный бордель при войске. Где её и отыскал скрывавшийся Урс. И умертвил, ибо это был для неё самый лучший выход. А после того, как были убиты при странных обстоятельствах несколько высокопоставленных офицеров наёмников армии захватчиков (причастных, кстати, к казням пленных) и парочка эльфов, на неуловимого убийцу была объявлена охота, и Урсу пришлось уходить из тех земель. Вот тогда он решил вернуться на родину. И уже дома, старейшины его клана самого воинственного народа Веринии решили, что столь ценный опыт, который получил Урс, не должен пропадать, и когда был объявлен военный поход, от клана Лак акнаком пошёл именно он. Но, видимо, слишком гладко происходил набег, что даже он расслабился. И попал под удар.

А вот то, что смог узреть в нём Великий шаман, Урс знал наверняка. Прожив много времени бок о бок с людьми, при всей иногда неотвратимо накатывающей ненависти к ним, он, в отличие от соплеменников, не мог видеть в них добычу и… пищу. Он наотрез отказывался есть печень поверженных врагов и не принимал участия в длительных пытках, питающих шаманские амулеты, предпочитая убивать быстро. Это была его слабость с точки зрения истинных. Тщательно скрываемая слабость.

— Проклятье… — прошипел капитан, выглядывая из-за угла забора.

— Я о том же, — также тихо прокомментировал это сержант, тёмной фигурой замерший рядом.

Улица, которой они хотели проскочить, была полна вооружённых людей, и, щурясь, пытаясь в вечерних сумерках разглядеть хоть что-то, вроде бы увидел опознавательные флажки, формой напоминающие те, которые относились к северным баронствам. Вообще, на улицах столицы вдруг как-то сразу стало меньше именно стражи, при этом она была заменена на бойцов северных дружин и гвардейцев герцога РоСвейши, что наводило на нехорошие размышления. Понятное дело, что охватить весь немаленький Агробар, мятежникам имеющимися силами вряд ли бы удалось, но вот перекрыть ключевые артерии столицы они смогли. И вот сейчас их маленький отряд упёрся в очередную непреодолимую преграду. С небольшими группами, патрулирующими улицы, они бы ещё смогли справиться либо разминуться, но вот стационарные посты, усиленные арбалетчиками, тяжёлой пехотой и всадниками, расставленные практически на всех основных перекрёстках — нереально. Тем более, в них стояли закалённые в северных предгорьях и лесах, в постоянных стычках с «тёмными» и отщепенцами воины, а не собранное РоШакли чуть ли не со всего центрального Агробара (королевства, имеется ввиду) отребье, которое при случае можно было задурить зелёными повязками, по идее отличительным знаком участников переворота, а по факту, меткой всех мародёрствующих, бандитствующих — и сочувствующих им группировок, в одночасье выползших на улицы в поиске лёгкой наживы. С крайне недоверчивыми парнями с севера этот номер точно не пройдёт. Или удобоваримая верительная грамота, универсальный пропуск для своих, или в лучшем случае, несовместимый с жизнью, кусок стали в бок, в худшем же — пыточный подвал РоШакли, где ты наверняка признаешься во всём, лишь бы поскорее умереть.

И теперь им вновь предстояло искать альтернативный путь, отклоняясь от взятого на Ремесленный квартал направления. Ещё больше усложняла их передвижение взятая, вернее, купленная капитаном, хоть и отказывался Ликур, бывший конюший банкира и дядя Инессы, сухонький, но подвижный старик, живший неподалёку, от платы, телега, запряжённая флегматичным и неторопливым тяжеловозом. Но без неё было никак, и, слава Единому, что всё так получилось, ведь вопрос с транспортом всё равно пришлось бы решать — раненый Терий наотрез отказался оставаться у гостеприимного конюшего. Впрочем, как и Велья (естественно, вместе с дочерью), в категоричной форме заявившая, что пусть даже сама, но всё равно пойдёт за ними. Слегка ошарашенный её напором, РоГичи не смог отыскать в себе для неё убедительных аргументов. Возможно потому, что однажды едва не потеряв, уже и сам не хотел расставаться. Хотя в отличие от своей, нужно смотреть правде в глаза, несколько ветреной и капризной молодой жены, реально оценивал опасности пути. Так что телега им была нужна не только для раненого гвардейца, которого можно было оставить, в конце концов, в приказном порядке. Зато дядюшка Ликур, расчувствовавшийся от истории смерти своего бывшего хозяина, а также воссоединения Прейра с Вельей и Адалией, поведанной болтушкой Инесс, дал в проводники и в помощь двух своих сыновей, Акима и Хакима — крепких молчаливых парней, совсем не похожих внешне на отца, скорее, на матушку Мари, дородную и очень смешливую женщину. Главное, что племянницу оставил дома, в подтверждение своей непоколебимости, хлопнув острым кулачком по упругой попе оной, ибо Инесс так и хотелось куда-то идти, так и порывалась её душа вместе с благородной Вельей и мужественными гвардейцами. Совсем недавние ужасы были благополучно забыты, а их предстоящий поход сквозь горящий город представлялся этаким романтическим приключением. Эмоционально оттаявший Прейр едва не выругался в сердцах, выслушивая восторженно-умоляющие интонации апеллирующей к нему девушки. При этом она нет-нет, да и поглядывала в сторону стоящего неподалёку Дага, в глазах которого мелькнула смешинка, а сам он в конце концов демонстративно отвернулся, прежде этак по-молодецки подкрутив ус. Можно не сомневаться, что если они вообще выживут в этот сложный час, то бравый сержант-гвардеец непременно вспомнит дорогу к подворью дядюшки Ликура.

Покидая банковскую территорию, капитан, посоветовавшись с сержантом, проводниками и даже Вельей, спланировал несколько контрольных точек, где можно было остановиться ночью. Всё зависело от обстоятельств. Добраться до полуночи до Ремесленного квартала было бы идеально. Но сейчас, когда они сильно ушли в сторону, обходя весьма неудобно расставленные посты, предыдущий план был отправлен в глотку дракона. Мало того, они углубились в район Пьяной Слободы — в давнишние времена здесь селился бедный и разбойный люд, этакая вольная местность для низов. Городская стража предпочитала надувать щёки, не сильно отсвечивая на этих улицах — чревато. И даже короли в государственном порыве иногда пытались навести здесь порядок, вводя регулярные части, которые планомерно и скрупулёзно проходили эти кварталы, выхватывая каждого второго мужчину, каждую третью девушку, часть подростков, ну и остальных — по мере необходимости. Рудники ведь нуждались в рабочей силе, да и во флоте ощущалась постоянная нехватка кадров, не говоря уж о борделях и прочих мест, требующих принудительного пополнения. К сожалению, эти чистки приносили временное успокоение в Пьяной Слободе, ибо свято место пусто не бывает, тем более район мог похвастать наибольшим количеством трактиров, кабаков и прочих наливаек в Агробаре. Но однажды случился грандиозный пожар, и бедные кварталы, сплошь из дерева, выгорели напрочь. С тех пор места под застройку, освобождённые очистительным огнём, имели возможность приобрести опять же пришлые, но теперь уже зажиточные разумные — городские власти постарались, выставив такие цены на участки, которые были доступны очень даже не всем, аргументируя это тем, что район находится внутри крепостной стены, и, в принципе, не так далеко от центра, а если у тебя карман дырявый и ветер в голове — иди отстраивай пригород или пополняй ряды неудачников. Так Агробар с точки зрения как простого обывателя, так и властей, избавился от рассадника преступности и беспокойства, и приобрёл вполне приличный район, где предпочитали селиться иностранцы (кстати, тут была очень развитая сеть мотелей и гостиниц). Ну, а название так и осталось — как ни пытались новоявленные аборигены на это повлиять — Пьяная Слобода.