Солнце стояло высоко. Старик лежал, опершись спиной о ствол дерева, пытаясь укрыться в тени высохших ветвей. Его окружала однообразная местность, единственным украшением которой были разбросанные по равнине валуны, наполовину занесенные песком. Старик смотрел на свою грубо сколоченную деревянную повозку, нагруженную немногочисленными пожитками. Он прошел долгий путь, но теперь идти осталось немного. Он знал это наверняка.

Гремучая змея - единственное живое существо, встреченное им в этих краях, - лежала, свернувшись клубком всего метрах в двух. Она разглядывала его довольно равнодушно. Старик был слишком слаб, чтобы убить ее. А змея слишком больна, чтобы решиться напасть на старика. Поэтому между ними установилось перемирие, перемирие отчаяния.

Вскоре, однако, старик почувствовал себя лучше и поднялся на ноги. Он доковылял до тележки и принялся копаться в своих пожитках. Затем со вздохом удовлетворения извлек оттуда кожаный футляр, одна из сторон которого представляла собой небольшой экран, закрытый стеклом.

Он отнес викордер в тень и обессиленно опустился на землю. Когда головокружение прошло, старик взглянул на змею, боясь, что раздразнил ее своими движениями. Но змея лежала все там же, и взгляд ее холодных глаз был все так же равнодушен.

Он принялся возиться с викордером. Клавиша воспроизведения в последнее время стала западать, а микрореактор был еле жив. И все же старик надеялся, что викордер его переживет. Его снова начал бить озноб, и он почувствовал, как кусок кости в груди рвет старую, увядшую плоть. Да, викордер, без сомнения, его переживет.

Кимри пробирался сквозь блистающий алмазами дождевых капель лес. Он был счастлив, как может быть счастлив юноша, впервые вырвавшийся на свободу. Он забыл, что был в лесу в полном одиночестве. Он забыл, что Ной Лантис находился от него во многих киметах. Он не думал о том, что король может вспомнить о нем. Кимри не волновало даже, что кто-то другой в эту ночь может лежать рядом с прекрасной Йоселиной.

Время от времени он обращался к Готфреду с молитвой о духовном напутствии. Ответа он не получал, от чего, впрочем, испытывал только облегчение.

Лес был напоен влагой. Плащ из ярких перьев насквозь промок под мелким дождем, а кожаные треугольники спереди и сзади, символ зрелости, влажно шлепали по коже. Земля чавкала под подошвами сандалий, а от лезвия копья валил пар.

Вокруг бушевала жизнь кричали птицы и обезьяны, лианы уходили высоко в серое небо, нависшее над головой. Лес был прекрасен и юн. Ранним утром он казался только что созданным творцом всего сущего.

Вдруг Кимри снова услышал этот ужасный шум. Но сейчас он не спал, как в первый раз, и не мог принять его за сновидение. Шум был похож на гром, и все же не был громом. Такого он еще никогда не слышал.