Еще в начале тысяча девятьсот тридцать пятого года Сигизмунд Леваневский, прославленный летчик, Герой Советского Союза, один из участников спасения челюскинцев в Беринговом море, предложил совершить перелет из Москвы в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс. Леваневский долго и терпеливо готовился к этому перелету, но потерпел неудачу. Вылетев из Москвы, он вскоре вынужден был вернуться и совершить посадку под Ленинградом из-за неисправности маслопровода в самолете. Леваневский решил отложить свой перелет, подготовив для этого более быстроходный самолет, чем тот, на котором он столь неудачно стартовал из Москвы. А пока новый самолет готовился, Леваневский и его штурман Виктор Левченко вылетели в Америку для изучения американской авиационной техники и закупки самолетов для нашей гражданской авиации.

И вот на одном из таких самолетов Леваневский и Левченко должны совершить полет из Лос-Анджелеса в Москву, через Арктику, чтобы не только лучше изучить трассу будущих беспосадочных перелетов советских авиаторов, но и доказать американским летчикам, что нормальная, будничная эксплуатация арктической трассы возможна и вполне реальна для современной авиации. Американские летчики дважды пытались лететь этой трассой и оба раза потерпели аварию. Именно Леваневский спасал американских летчиков и доставлял их на своем самолете в Америку. И поэтому его популярность в Соединенных Штатах очень велика. И за перелетом Леваневского из Лос-Анджелеса в Москву теперь уже следил весь авиационный и, пожалуй, не только авиационный мир.

Еще перед отъездом из Москвы Леваневский обещал редакции «Правды» взять на борт корреспондента. «Я заранее сообщу о дне вылета, и ваш корреспондент прилетит в Лос-Анджелес», — сказал на прощание Леваневский. И поскольку меня и Леваневского связывала дружба, то для участия и освещения перелета в газете выделили меня.

Однако Леваневский слишком поздно мне сообщил о начале перелета, и мы условились, что я вылечу для встречи с ним в Арктику. Сперва предполагалось, что свидание с Леваневским и Левченко произойдет где-то на Аляске, потом выяснилось, что я туда не успею, и вылетел в район бухты Тикси. Правда, добираться туда мне пришлось не только самолетами (наши летчики проявили здесь подлинную отвагу, так как лететь им пришлось по неизученному пути), но и пароходами, катерами по Лене. Так я добрался до маленького селения Булун у устья Лены, где меня застала радиограмма от Леваневского: «Ждите меня в Булуне, туман не позволяет сесть в Тикси». И до позднего вечера я сидел на берегу Лены и ждал, прислушивался к каждому мотору.

Арктическая осень заставляет всех нас кутаться в оленьи кухлянки. Все готовятся к посадке гидросамолета Леваневского в устье Лены, с опаской поглядывают на волны, которые поднимает на реке штормовой ветер. К берегу пришли рыбаки, пастухи оленьих табунов, приехавшие в Булун верхом на оленях из тундры.

После трагической гибели американского летчика Вилли Поста в Америке заявляли, что северные пути еще недосягаемы для авиации, что здесь еще слишком сильна власть стихии и что Вилли Пост избрал чрезвычайно опасный путь для своего полета.

Перед нашим перелетом из Лос-Анджелеса мы сообщили в Москву, что летим через Сан-Франциско, Сиэттль, Канаду, Аляску и Чукотку, частично охватывая маршрут Вилли Поста. Разница заключалась только в том, что от Чукотки мы решили лететь более северным путем, чем это предполагал сделать американский летчик. Понятен поэтому интерес американской общественности к перелету.

Авиаторы, военные и гражданские деятели, авиационные конструкторы и инженеры подробно расспрашивали нас о предполагаемом маршруте, желали нам успеха. Американские газеты посвящали перелету специальные статьи и беседы. Журналисты расспрашивали нас о всех деталях перелета, о нашей жизни, далее о наших личных взглядах, интересах и замыслах.

— Один журналист спросил нас, — вставляет Левченко, — как мы относимся к заявлению Чарльза Линдберга, сделанному им в Берлине, о том, что все летчики мира должны объединиться для решительной борьбы против войны. Мы ответили, что это прекрасные слова, но они произнесены, к сожалению, в Германии, которая сама готовится к войне и которая является главным очагом войны.

— В Лос-Анджелесе перед отлетом, — продолжал Леваневский, — я устроил обед для авиационных деятелей. Во время обеда американские инженеры произнесли много торжественных слов о величии и мощи советской авиации. После обеда мне хотелось рассказать американцам о Советском Союзе, о том, какая это мужественная и прекрасная страна — моя Родина, хотелось рассказать о наших успехах. И я пригласил своих гостей в кинотеатр, который расположен тут же в гостинице «Амбасадор», где мы жили, и попросил продемонстрировать два фильма: «Подруги» и «Счастливая юность». Первая картина талантливо показала, какой героической борьбой мы завоевали право на новую жизнь. Вторая кинокартина познакомила американцев с этой молодой жизнью, с молодым поколением нового человечества: сильным, красивым, крепким, ловким и жизнерадостным. И когда в комфортабельном зале кинотеатра вспыхнул свет, все долго и восторженно аплодировали.

За окном самолета бурлит, шумит, бьется река. Летчики прислушиваются, молчат. Высокий, светловолосый, всегда подтянутый Леваневский и смуглый брюнет, чье красивое и обаятельное лицо никогда не покидает веселая, добрая улыбка, — они стоят перед окном-иллюминатором и вглядываются в кромешную тьму.

Леваневский ложится спать. Он долго устраивается, укутывается, лезет в олений спальный мешок. Левченко остается дежурить — с арктическими ветрами шутить нельзя. Лучший штурман Балтийского флота, а теперь — один из лучших знатоков арктических трасс, он перебирает в памяти все трудности полета.

— Если бы у меня спросили, — говорит Левченко, — какой участок воздушного пути от Лос-Анджелеса до Булуна был самым трудным, я бы, не задумываясь, сказал:

— Северное побережье Канады.

В Америке летчиков предупреждали о предстоящих трудностях. Известный полярный исследователь Стефенсон прислал Леваневскому трогательную и заботливую телеграмму. Стефенсон советовал изменить маршрут перелета, избрать более изученный и легкий путь, лететь за высоким хребтом, за цепью гор, защищающих самолет от штормов Великого океана.

Летом тысяча девятьсот тридцать седьмого года летчики Чкалов и Громов совершили свои беспосадочные перелеты из Москвы в Америку. Они проложили новую воздушную трассу из Москвы в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс. Молодая Россия остро, жизненно нуждалась в таком «окне в Америку», как в свое время — в «окне в Европу». Надо вспомнить — это была трудная пора. Ни одна ночь не проходила без столкновений на дальневосточной границе, наши летчики уже дрались с фашистской авиацией в Испании, война приближалась, хотя, как всегда, никто не верил, что она будет. Наши дипломаты напомнили Японии древнее изречение — «Мы будем искать союзников среди врагов наших врагов». Имелась в виду — Америка. Намек был понят, и тогдашний японский военный идеолог Араки ответил: «Америка слишком далека».

Такой короткий воздушный мост нужен был и нашей индустрии — она нуждалась в обмене техническими идеями и открытиями. Уже миновали годы, когда американский консультант в Магнитогорске говорил: «Прежде чем выдвигать новые технические идеи, нужно научиться отличать борщ от машинного масла». Индустрия наша стала к тому времени зрелой, и люди ее посмеивались над подобным вздором. Но они нуждались в равных партнерах, и все взоры были обращены к высокой технической культуре Америки. Беспосадочные перелеты тридцать седьмого года были вызваны исторической необходимостью. Эти перелеты нужны были и нашей молодой авиации — она в то время утверждала свое господство в воздухе. Как это было уже не раз в истории России — в самые напряженные ее периоды перед миром представали великие и прекрасные свойства характера народа.

Именно это и произошло в те пятьдесят пять дней тридцать седьмого года, о которых было в свое время написано много статей, очерков, книг.

Пятьдесят пять дней — с 18 июня по 13 августа 1937 года — это целая эпоха в истории нашего государства. Эта эпоха оказала влияние на формирование характера моего поколения, она оказала влияние на многие наши победы — во время войны, потом — после войны, в космосе, вошла, наконец, в родословную мужества нашего народа. Ранним утром со Щелковского аэродрома под Москвой стартовал Чкалов. Он летел на самолете АНТ-25 и совершил посадку в районе Портланда (штат Вашингтон). В тот день, когда летчики покидали Нью-Йорк на «Нормандии» — в воздухе над Северным полюсом уже был другой такой же самолет АНТ-25. На нем Громов, Юмашев и Данилин установили мировой рекорд дальности беспосадочного полета — он и совершил посадку в Сан-Джасинто, почти у мексиканской границы. Вот о втором экипаже — громовском — в то время довелось писать для «Правды» двум корреспондентам газеты — мне и Л. Бронтману.

По сути дела, вся жизнь этой замечательной тройки за последние годы была как бы подготовкой к необыкновенному перелету. Многогранная работа летчика-испытателя Михаила Громова, высотные полеты Андрея Юмашева, точное ведение военных кораблей штурманом Сергеем Данилиным — вот где ковалось мастерство и умение экипажа, пролетевшего над бескрайними просторами Северного Ледовитого океана.

Мысль о дальнем перелете зародилась в 1934 году. Спускаясь с трапа самолета, пробывшего в воздухе без посадки 75 часов, Михаил Михайлович Громов сказал своим спутникам — Филину и Спирину:

— Хорошо летает машина. На ней можно бить официальный мировой рекорд дальности!

Год спустя, узнав о готовящемся перелете Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского из СССР в Америку через Северный полюс, Громов загорелся. Он загорелся по-своему, без ажиотажа, без видимого блеска в глазах. Этот спокойный и выдержанный человек воспламенился самой идеей перелета. Он сел за расчеты, графики, географические карты. Не раз он задумчиво прочерчивал линии по белому полю Центрального полярного бассейна. Что ждет летчика здесь, в центре, где сходятся меридианы земного шара?

Вот как Андрей Борисович Юмашев стал летчиком, вот как закалил он свою волю.

О своей жизни Андрей Юмашев говорит со свойственной ему скупостью и лаконичностью: «Родился в Питере, воспитан в Красной Армии». В Питере Андрей учился в реальном училище, потом поступил в художественную школу. Он увлекался живописью и готовился в Академию художеств. Пятнадцатилетнему юноше — светловолосому и мечтательному — сулили художественное будущее. Но в годы революции Андрей решил сменить кисть художника на винтовку бойца, добровольно ушел в Красную Армию. Его зачислили в артиллерийский дивизион.

Еще будучи юнцом — в 1919 году — Андрей Юмашев уехал на Южный фронт. Жил в окопах, был бойцом, номером в артиллерийской батарее, разведчиком. Он выделялся своей находчивостью, спокойствием, смелостью. Молодой и проворный, он проникал в самые опасные места фронта, наблюдал за противником, всегда возвращался улыбающимся и невредимым. После разгрома Врангеля Андрей остался на Украине. Шла жестокая борьба с бандами Махно. Бойцы жили в состоянии вечной тревоги. Шли по пятам врага, окружали его, дрались, терпели поражения и побеждали. Люди любили свободу, и во имя человеческого счастья они не жалели своих жизней. Красная Армия пробудила в этих людях новые чувства, она привила им крепкую волю, решимость, отвагу, бесстрашие. Эти качества проверялись и оттачивались на войне, на фронте, в окопах, в смертельных схватках.

Он был молод, Андрей Юмашев, ему не хватало знаний. Он уже стал командиром-артиллеристом, ему нравилась математика артиллерийского боя: в одной цифре выражен глубокий стратегический смысл. После гражданской воины Андрей решил учиться. Вечерами он бродил по украинским степям и обдумывал: какое будущее избрать, какую новую цель перед собой поставить? Случай подсказал ему выбор. Андрея Юмашева послали на учебу в артиллерийско-техническую школу. Он приехал в Москву и с огорчением узнал, что в эту школу набор уже окончен. Надо было возвращаться в полк. Андрей стоял в комнате военного комиссара, повторяя про себя: «Какая неудача, какая неудача!»