Август 2447 года, Венера, Альфа

Это плохая школа. Ужасная. Я ненавидел ее всеми фибрами своей подростковой души. Наверное, если бы можно было ненавидеть в жизни что-то больше, чем мою школу, я все равно ненавидел бы ее. Но, надо признать, без нее мне не выжить.

Да, мне больше нравится прежняя школа, в старом добром районе, где я родился и вырос. Не самый плохой район, не трущобы, хотя и до респектабельных фешенебельных кварталов ему тоже далеко. И школа под стать — не гетто для бандюганов, но и не сборище пай-мальчиков и девочек, отцы которых зарабатывают пяти-шестизначные суммы в день. Там нас все же учили, не пуская образование на самооткуп, как происходит на рабочих окраинах. Но… Учили слабо.

Может быть, кому-то тяжело это осознавать в восемнадцать лет, но все мы, каждый из нас, имеем свой уровень, выше которого не прыгнешь, как ни крути. Он не зависит ни от статуса или кошелька родителей, воспитания и даже от наследственности зависит слабо. Все мы разные, такими нас создала природа, и некого тут винить. Может, мне, получившему грант на обучение в престижной частной школе, легко об этом рассуждать, но…

Факт есть факт. И я не виноват, что мой интеллектуальный минимум соответствует чьему-то максимуму. Не виноват, и точка! Ведь есть люди и умнее, и способнее меня, так что надо просто принять это как должное. В конце концов, шанс получить заветную бумагу, именно бумагу, настоящую, из природного дерева, с отпечатанными условиями получения дальнейшего образования, государство предоставляет каждому. Вот только половина желающих отсеивается уже на экзаменах в соискатели, а многие — на самом тесте.

Я зашел последним, но математик, как обычно, опаздывал. Прийти на пять минут позже для него норма, он мог себе это позволить.

Юркнув за свой терминал, я завихрил панель и достал капсулу, расслабляясь и настраиваясь на занятие. Вдруг прямо посреди панели проявилась огромная, видная всей аудитории надпись: «Hijo de puta».

Рука машинально дернулась, зло, с остервенением стирая ее. Поздно. Вокруг раздалось дружное довольное ржание.

Новая волна ярости, гораздо более сильная, чем в оранжерее, окатила на меня с ног до головы. Дыхание сбилось, руки мелко задрожали. Уроды, ненавижу!!!

Смеялись в группе почти все. Большая часть не зло, но с презрением, которое не считала нужным скрывать. На их глазах разыгралась шутка, унизили неудачника, а это весело. Они ничего не имели против меня лично, но кто я такой, чтобы сопереживать или, не дайте боги и Священный Круг, за меня заступаться?

Хуан Карлос проводил меня до подъезда. Наверх я поднялся уже сам — тело болело, но болело терпимо.

Дома первым делом включил воду и залез в ванну — смыть с себя грязь, кровь и расслабить мышцы. И лишь через полчаса тупого лежания и созерцания потолка в голову полезли первые мысли.

Ну я и дурак! Нет, ну, на самом деле, кто меня все время дергает за язык? Что мне мешает жить так, как живут все? Как тот же Хуан Карлос? Ведь эти уроды уже было отстали от меня!

Я что, своим глупым трепом могу что-то исправить? Изменить жизнь к лучшему? Хорошо, «опустил» Долорес, рассказал всем про «будущее» Кампоса. Что от этого в мире поменялось?

— А тот типчик слащавый — юный герцог Феррейра, Себастьян. Это к слову об их клане…

Следующие пару минут я стоял с отвисшей челюстью. Сказать, что я был поражен, — ничего не сказать. Я был ОЧЕНЬ поражен!

Тут же вспомнился дон Алехандро со своей теорией возможности невозможного. А также то, КЕМ он сватал мне стать, приводя в пример одного бывшего русского бухгалтера. Сразу после этого разговора, на следующий же день, встретить наследницу собственной персоной? Вот и не верь после этого в судьбу.

Я, на мгновение прикрыв глаза, вспомнил ее взгляд — чистый и незамутненный. «Можно?» Она могла оттолкнуть и пройти дальше, а охрана бы завершила мой полет, удлинив его траекторию на несколько метров. Но нет, остановилась. Перед наглецом республиканцем, заступившим дорогу.

— Эй, братишка, с тобой все в порядке? — откуда-то издалека раздался голос Хуана Карлоса.

Мод-блондинос. Смуглокожая беловолосая латинос. Пожалуй, на этом моменте можно сделать лирическое отступление.

Белые волосы — это принадлежность к очень… Нет, ОЧЕНЬ солидному обществу. Я учусь в не последней школе планеты, но у нас нет ни одного человека с такими. И сомневаюсь, что в других элитных школах их счет идет на десятки. Их настолько мало, что встретить подобную просто так на улице почти невозможно (я имею в виду настоящих блондинос, а не крашеных брюнеток или чистокровных североевропейских туристок). Почему так сложилось? Долгая история.

Началась она с того, что творец, создав обычных чистокровных белокожих людей, поселил их обособленно в северных странах. Он даровал им здоровье, силу и ярость, и об этом до сих пор слагают легенды. Однако одарил слабым, рецессивным геном цвета, который не может бороться в перспективе с более сильными, доминантными собратьями южных народов. Иначе говоря, «белый» ген успешно мог проявляться только в изолированной системе, где народы-носители не могли смешиваться с южанами, и только так сохранить определяемое им свойство. Такая вот шутка создателя.

Замысел высшего разума поначалу исполнялся: северяне были сильны, их расплодилось довольно много, и они доминировали в своем мире, проводя экспансию на юг. Но прошли столетия, рухнули империи, с Востока переселились новые народы. Южан в общей массе становилось все больше и больше, а северян все меньше и меньше, они разбавлялись другими народами, ген терялся. Процесс растянулся на века и был в целом незаметен.

Воскресенье прошло словно в тумане. Не помню, как пришел домой в субботу, не помню, как лег, как что-то отвечал матери… Я слушал музыку. Не так.

Музыку.

Как я мог раньше пропустить мимо себя такое? Почему не слышал ничего подобного? Да, качество оставляло желать лучшего. Да, местами звучали довольно наивные вещи, совершенно немодные и откровенно смешные. Встречались моменты, подобрать точное определение которым у меня не хватит словарного запаса (я все-таки не музыкант), но от них отдавало таким примитивизмом, что скручивались уши. Однако почти каждое произведение несло в себе энергию, от которой душа вырывалась из тела и не хотела возвращаться обратно. Это было неистовство ритма, неистовство мотива, доводящее до слез. И я плакал.

Все воскресенье никуда не ходил, сидел дома. Слушал и качал, качал и слушал, искал в сетях старые архивы, древние, как само время, поднимал комментарии и биографии и уже к вечеру имел некое представление об эпохе, стилях и направлениях (зачастую неразличимых на глаз), биографиях и об истории Золотого века вообще.

Это было классное столетие, рубеж двадцатого — двадцать первого веков. Жаль, что оно закончилось так трагично. Но эти годы канули в Лету не зря, они оставили нам великое наследие.

Утром в понедельник в вагоне подземки я слушал уже знакомую АВВА. Кстати, это не исполнительница, а группа. У них две вокалистки с очень похожими голосами. А их родина действительно Швеция, та, старая, не похожая на нынешнюю, хотя поют на английском. Я думал о Бэль. О том, кто она, что за человек. И кто ее родители.

Сутра меня уже ждали. Хуан Карлос, Николь, двое парней и девушка. Последних трех я не знал — все они из младших групп, ровесники Николь.

— Привет. Я поговорила с ребятами. Вот те, кто захотел помочь.

Я устало вздохнул и сел на парапет фонтана, собираясь с мыслями. На всякий случай ополоснул лицо — с утра соображается туговато.

— Хуан.

Март 2447 года, Венера, провинция Полония,

Новая Варшава

Он ушел, но это была чистая случайность. Кого-то они взяли, приняв за него, причем в тот самый момент, когда одна из «ангелов» находилась на расстоянии трех метров. Невероятное везение!

Были ли шансы с нею справиться? Возможно. Девчонка молодая, неопытная. Он не сомневался, в свои двадцать с небольшим та пролила крови больше, чем многие рецидивисты в «Пуэрто де Диос», и стреляет великолепно, и с рукопашной все в порядке, но опыт не пропьешь, он тоже что-то да значит. У него были шансы победить, ошеломив ее, но двое других бойцов — близнецов или клонов — тут же ринулись бы на помощь… А тут без вариантов.

Он шел по улице, постоянно осматриваясь, выбирая дорогу, где не видно патрулей: первая же проверка — и ему конец. Город изменился, исчезла старая планировка, но переулки, проулки и проходы между зданиями остались, добраться в пределах квартала до нужного места, не выходя на главную магистраль, можно, найти неохраняемый переход между кварталами — тоже.

С доном Алехандро я так и не поговорил, никакой стратегии не выработал.

Я не знал, что делать и за что браться; все валилось из рук, ничего не придумывалось. Ситуация сложилась следующая: директор — мудак, который покроет Толстого, что бы тот ни выкинул. Уж если он Рамоса после всего не выкинул…

Откроюсь: я сильно подозревал, что меня выкинут вместе с Рамосом, за компанию. Но в столовой у меня не было иного выхода, кроме как сделать то, что сделал. Вопрос чести, престижа. Самоуважения, наконец! Как я буду смотреть в глаза Бэль в субботу, зная, что я дерьмо? Ни одна школа не стоит этого! Поэтому результат вчерашней баталии меня немного озадачил, но в то же время обрадовал — я продолжаю учиться, у меня есть небольшая отсрочка.

Так вот, к ситуации. Директор с удовольствием вышвырнет меня, наплевав на правила и уставы, и даже на сеньору министершу. Конечно, где я и где она: мне не достучаться до нее, и он прекрасно об этом знает, блеф не сработает. Все мои планы относительно Толстого, администрации, подстав, департаментов и прочего накрылись медным тазом. Техническая часть, кроме моего навигатора (но то отдельная песня), не работает, как преодолеть глушилки и не запеленговаться, ребята так и не придумали. С виртуалом тоже проблемы — быстро такие вещи не делаются либо, наоборот, делаются очень быстро и молниеносно, но для этого надо обладать просто термоядерной сенсацией. Таковой пока не было, и я молился, чтобы не было подольше. С журналистами тоже пока не густо — лишь через десятые руки знакомая знакомого Хуана Карлоса, вечно занятая девочка, уделит нам время в воскресенье. Встретившись, мы лишь выясним, поможет она или нет, и только тогда начнем разрабатывать план. Ключевое слово «начнем».

Тем временем банда Толстого рвет и мечет. Вчера встретить меня они не пытались, были растеряны, но что им мешает сделать это сегодня? Или не так: что им мешает найти меня в районе после занятий? Вечером, после тренировки? Перед школой? Это беспредельщики, они жаждут моей крови, и мне нечего им противопоставить.

Март 2447 года, Венера, провинция Полония,

Новая Варшава

Досье содержало много интересной информации. Раньше Войцеха не очень интересовало подобное, проходило мимо, а теперь все казалось увлекательным и познавательным. Читая, он переоценивал противников, смотрел на них по-новому, другими глазами. И все больше уважал этих людей. Ненависти и желания отомстить это не убавляло, наоборот, приятно драться с достойным противником, а эти люди были куда как достойны.

Начать стоит с того, что, когда ее высочеству исполнилось тринадцать лет, ее отдали в корпус на обучение. Все члены прямой ветви королевской семьи, по крайней мере девочки, проходят его, иначе что это за королевы, если они не способны постоять за себя? Но на сей раз ее величество королева Катарина решила выпендриться, поступить не как обычно. А впрочем, чего еще ожидать от фанатки «Звездных войн»? Она решила сделать из дочери настоящую принцессу Лею, сказочную героиню, тем более титул позволял.

В корпус набирают девочек тринадцати — четырнадцати лет, шерстя приюты планеты. Группы человек сто. Затем отбраковывают слабых или глупых (тесты на интеллект входят в программу наряду с физическими) и неуравновешенных. Остается группа человек десять — двадцать, которой в дальнейшем занимаются.

Сентябрь 2447, Венера, Альфа, тремя неделями ранее

Поезд остановился. Довольный металлический женский голос произнес: «Площадь Независимости», переход на четвертую линию.

Ватные ноги вынесли меня на платформу.

Спокойнее, Хуанито, спокойнее! — подбодрил я сам себя. — У тебя все получится! Если ты сейчас наложишь в штаны и вернешься, будешь до конца жизни проклинать себя, какой ты трус. Даже если тебя пошлют и не станут разговаривать — ты хотя бы попытаешься!

Ободренный последней мыслью, я направился к эскалаторам.

— Вот так, сеньора, все и случилось. Ее увезли, а я…

— Почувствовал свою неполноценность. М-да! — сеньора полковник задумалась. — И решил стать крутым. Чтобы в следующий раз дать обидчикам достойный отпор.

Я красноречиво уставился в пол.

Сеньора долго молчала, очень долго, вначале вернувшись в кресло, скурив там третью сигарету, а затем вновь устроив круиз по кабинету. Дымила она, как паровоз на фестивале техников в Манаусе, мне чуть не заплохело. Спасло то, что вытяжки все же заработали.

Наконец, она остановилась напротив меня:

— Значит так, слушай сюда.

— Ты специально это устроила, да? — нарушил я долгое молчание. Машина мчалась по городу с огромной скоростью. Такие вещи, как знаки и светофоры сеньору Катарину не интересовали. Она мой вопрос проигнорировала, вглядываясь в визор панели, на котором была изображена карта района с обозначенными на ней какими-то точками и стрелочками.

— Ты приехала на крутой тачке, чтобы спровоцировать его и надрать задницу?

— Соображаешь! — бегло бросила она, не отвлекаясь.

— Но зачем? И как ты узнала, что он поведется на «Эсперансу»?

— Почитала его личное дело. Он обожает машины. И ненавидит тебя.

Дальше, до самого корпуса, мы ехали молча. Ехали долго: где она только не петляла! Объехали почти весь город! Побывали даже на таких окраинах, где «Эсперансу» в иных обстоятельствах никогда не увидишь, куда и на более дешевой машине заезжать не стоит.

Мы же заезжали. И останавливались, под недоуменные взгляды аборигенов, особенно детворы, стайками слетающейся к нашему транспорту, удивленно галдя. Моя спутница вновь выпускала дроидов, закрашивающих карту вокруг, после чего трогались и ехали дальше. Как я понял, таким образом она отрывалась от возможной слежки, от электромагнитных жучков. И судя по ее ругательствам и комментариям, минимум один жучок у нас имелся. Имелся в прошедшем времени, конечно.

В общем, к бело-розовому зданию мы подъехали не скоро, часа через четыре. Времени на тренировки оставалось мало, и в тот день я сдавал тесты интеллектуальные. Кружочки, треугольники, квадратики — расположи фигуры — найди лишнее — укажи, что должно идти после…

Этих тестов тоже было много. Они дублировали друг друга, и после десятого или двадцатого теста я понял, что в принципе все они проверяют одно и то же.

Ну, это их дело, методистов и психологов корпуса. В конце концов, они не имеют право на ошибку. «Пускай перепроверим человека десять, двадцать раз, но зато точно будем знать, годен он или не годен». — примерно такая у них должна быть логика.

Крышка люка поехала вверх. Из-за нее тут же вырвались стоны и громкое сопение — звуки, не требующие двоякого осмысления. Заинтересованная, она вошла.

Хозяйка кабинета сидела на своем месте и расслабленно читала нечто, написанное на виртуальной планшетке, сверяя данные с показаниями большого рабочего визора, завихренного на столе. Ноги ее покоились на соседнем стуле, снятые сапоги стояли рядом. То есть, она не ждала посторонних и беседа будет приватной.

В противоположном конце кабинета, во всю стену, вихрился экран, показывающий довольно пикантную сцену, как раз и облагораживающую помещение эротическими звуками: мужичок лет пятидесяти нелатинской внешности с залысиной на макушке и довольно дряблым телом со спущенными штанами драл сидящую на столе черноволосую девочку-куколку латинос лет тридцати, одетую только в расстегнутую блузку. Девочка сладко постанывала, но это было натуральное, не постановочное постанывание, что вкупе с низким качеством плоского изображения все это свидетельствовало о скрытой съемке.

— О, Ласточка прилетела! — подняла голову хозяйка кабинета. — Проходи, садись.

«Вот это я олень!»

С такой мыслью трудно просыпаться. Слабо сказано — с такой мыслью жить не хочется, не то, что просыпаться!

Сколько раз я повторял про себя идиому про монастырь и устав, сколько держал себя, глядя на рукоприкладство и иные некрасивые вещи, творящиеся там, понимая, что корпусу больше ста лет, что не я это придумал и «это» будет существовать независимо от того, нравится оно мне, или нет? Что некоторые вещи нам изменить не дано? Но все равно не удержался.

Да, я сорвался. И что, той девочке от этого стало легче? Она скажет мне «спасибо»?

Наверное, скажет. Личное. За проявленную заботу. Но на ее обучении и службе это никак не отразится, и если ее не спишут (а ее вряд ли спишут), процесс ее балансирования на грани продолжится, словно ничего не произошло.

— Шевелимся, девочки, шевелимся! Подтягиваемся! Шагом марш! Стой, раз-два! Нале-во, раз-два!

«Сержант» прошелся перед строем с довольной тупой рожей. Как я понял, у сержантов только такая и должна быть — довольная и очень тупая, без проблесков интеллекта. Хотя на самом деле он мужик не глупый, но только за пределами спортивного зала.

— Значит так, девочки! — рявкнул он, дойдя до середины строя. — Сегодня вы сдаете один из контрольных тестов, которые будут у вас в конце семестра! И та из вас, неженок, кто не сдаст сейчас, будет иметь представление, насколько она неженка и над чем работать оставшиеся три месяца! А три месяца это мало, поверьте моему авторитетному заявлению!

А если кто-то из вас, вислоухих жирафов… Ромеро, я говорю что-то несерьезное? Упор лежа! Пятьдесят отжиманий, счет вслух, пошел!

— …Я говорю, если вдруг случится что-то невероятное, Солнце потухнет, Венера сойдет с орбиты, а кто-то из вас, жопорожих гамадрилов, сегодня все же сдаст его, то в конце полугодия будет сдавать не пять, а всего лишь четыре теста! И поверьте, это очень большая скидка! Вопросы? Нет вопросов? Замечательно!

Сентябрь 2447, Форталеза, префектура Сеара, ЮАИ

— А мы ведем свой репортаж из курортной зоны Форталезы, где сегодня в летней резиденции венерианского королевского дома должны состояться долгожданные переговоры между его величеством императором Себастьяном Вторым и королевой Леей. Напомним, проведение переговоров трижды откладывалось, и теперь, когда спорные вопросы, наконец, согласованы…

На картинке виднелся кортеж из десятка машин, медленно едущих по оцепленной войсками дороге в гору, в направлении земной резиденции венерианских монархов. Половина машин принадлежали императорской службе дворцовой охраны — тяжелые броневики «Грандезы», местный аналог венерианских «Либертадоров». Очень, очень, надо сказать, плохой аналог. Но лучших у Империи нет.

Четыре из них ехали полукругом вокруг центральной, самой роскошной машины, «Звезды Аполлона», имеющей истинно королевские размеры. Настолько королевские, что даже гиганты «Грандезы» не могли полностью прикрыть ее корпусом. И в отличие от пародий на «Либертадоры», этой машиной империя гордилась. Такие выпускались штучно, только для монархов и президентов, то есть руководителей государств, да еще глав богатейших кланов планеты — но для этих уже в упрощенной комплектации.

Сентябрь 2447, Форталеза, летняя резиденция венерианского королевского дома

Город превзошел все ее самые смелые ожидания, поразив буйством красок, переливом огней и пестротой людской массы. Небоскребы делового центра, действительно, царапали небо, уходя за облака, это оказалась не метафора. Она еще не привыкла к виду самих облаков, а тут такие грандиозные иглы! Из них, несмотря на большую погрешность, можно достать до дворца, а вот это скверно. Единственной преградой для снайперов является голографическая защита, но голограммы никогда не давали стопроцентной защищенности, потому лучшим средством выживания, как и в стародавние времена, здесь был принцип «с юго-восточной стороны не высовываться». В королевском дворце! Да, Филипп Веласкес выбрал не самое лучшее место для резиденции!

Лана никогда ранее не была на Земле, потому так поразила ее местная архитектура. Марс и Венеру она знала, бывала на Луне и на Меркурии, но Земля… Это оказалось нечто непередаваемое, ее просто не с чем сравнить!

Да, каждая планета по-своему уникальна, хотя, казалось бы, что уникального может быть в колониальном городе? Однако Марс удивлял всех своей воздушностью, невесомостью, ощущением парения над мирозданием. Сила тяжести в одну третью «жэ» — скверная штука, дающая обманчивое ощущение легкости, но именно она рулит архитектурой планеты. Марсианские купола тонкие, на первый взгляд непрочные, особенно после сравнения с гигантскими венерианскими зиккуратами. Они даже не врыты в землю на десятки метров! Наземные постройки!