Видно, так уж обострена память. Часто и незначительный на первый взгляд штрих воскрешает в сознании волнующие события, участником и свидетелем которых был.

Мне недавно довелось увидеть идущих в строю воинов — рослых, подтянутых, ладных, в черных беретах и с якорями на рукавах. А вскоре мой слух тронула поплывшая над рядами марширующих памятная со времени Великой Отечественной войны песня.

Я невольно остановился. Замедлили шаг многие прохожие. Среди них, наверное, были и те, кто немало путей-дорог прошел в ногу с песней в годы войны, и те, кого ее горячее дыхание коснулось в тылу. Находились среди любопытствующих и совсем юные зрители, которые знали о минувшей поре лишь по рассказам своих старших братьев и отцов. В их широко и доверчиво раскрытых глазах светилось удивление. Чудо-то какое! Словно вдруг ожили кадры фильмов «Мы из Кронштадта», «Оптимистическая трагедия». Сновали тут и вездесущие мальчишки. Они по пятам преследовали строй.

Шла морская пехота. Шли хранители славы доблестных русских матросов, самоотверженно сражавшихся с неприятелем у мыса Гангут в Балтийском море в 1714 году, при штурме сильнейшей крепости в Средиземном море на острове Корфу в 1799 году, до последнего дыхания отстаивавших Севастополь в 1854–1856 годах. Шли наследники немеркнущих традиций моряков, которые по воле партии более чем полвека назад оставили палубы линкоров, крейсеров, миноносцев, чтобы штурмовать оплот старого мира — Зимний, биться в «степи под Херсоном» в отряде легендарного матроса Анатолия Железнякова, гнать прочь с нашей земли белогвардейцев и интервентов. Взору окружающих предстали преемники и продолжатели дела тех, кого Родина позвала в грозный час с моря на сухопутный фронт, чтобы грудью отстаивать Москву, Ленинград, Одессу, Севастополь, Новороссийск, Сталинград, Заполярье. Проходили матросы, принявшие знамя бессмертных героев — морских пехотинцев Цезаря Куникова, Николая Вилкова, Константина Ольшанского, Евгения Никонова, Галины Петровой, всех отважных сынов и дочерей нашей Родины, не щадивших жизни во имя победы над врагом в Великой Отечественной войне.

Возвратившись домой, я раскрыл записную книжку, неразлучную спутницу войны, вчитался в ее пожелтевшие страницы, живые свидетели той поры, и время отодвинулось более чем на 28 лет.

Встретил я его у развилки дорог у села Языкова в Подмосковье. Стоит совсем юный воин. Шинель его туго стягивает ремень. В руках — знамя. За плечами автомат. Сам он весь в порыве, готовый шагнуть вперед. И я, верно, принял бы издали солдата за живого. Но вот подошел ближе и прочитал высеченные на камне слова:

Уж такая, видимо, внутренняя сущность человека, что и печальные, скорбные истории его воображение склонно наделять отрадными концовками. Это не каменное изваяние, это — солдат в дозоре. Его выставили те, кто, устав, забылся здесь на минуту коротким солдатским сном. А сон-то оказался вечным. С того времени пост солдата остался бессменным.

Скупа и немногословна надпись на постаменте. Она не расскажет, кто были эти герои, какие они совершили подвиги. Но память надолго сохраняет воспоминания о тех, кто шел в одних с тобой рядах и падал, чтобы шли вперед другие.

Это было в конце 1941 года, в незабываемые дни Московского сражения. Фашистские моторизованные и танковые дивизии, обходя нашу столицу с юга, подошли к Кашире и Серпухову. Особенно опасное положение создалось на правом фланге Западного фронта. Фашистская группа «Центр» овладела городами Истра, Клин, Солнечногорск. Соединения генерала Гота обошли с севера Истринское водохранилище. Выйдя на Ленинградское и Рогачевское шоссе, они устремились к Москве. В последних числах ноября враг ворвался на станцию Крюково Ленинградской железной дороги и в большое село Красная Поляна в 20 километрах от столицы. 27 ноября фашистские войска захватили старинный русский город Яхрому, подошли к Дмитрову. Они ставили своей задачей форсировать канал Москва — Волга и перерезать Северную железную дорогу, Ярославское шоссе, отрезать путь подходящим с востока резервам и атаковать Москву с тыла.