Дань, престолонаследник царства Янь, жил заложником

{2}

в Цинь

{3}

. При встречах с ним Циньский князь

{4}

не оказывал ему должного почтения. Дань был уязвлен и пожелал вернуться на родину. Князь и слышать об этом не хотел и, глумясь над ним, сказал:

— Побелеет у ворона голова, вырастут рога у лошади, — отпущу тебя.

Дань с тяжким вздохом поднял лицо к небу. И вот побелела голова у ворона, и выросли рога у коня. Циньскому князю пришлось отпустить Даня. Но велел он поставить на мосту ловушку, надеясь, что Дань угодит в нее. Однако ловушка не захлопнулась, и Дань прошел по мосту. Ночью достиг он пограничной заставы. Ворота были еще заперты. Тогда он крикнул петухом, и все петухи окрест разом ответили ему. Ворота открыли

{5}

, и Дань бежал домой. Так он исполнил свое желание.

Дань был глубоко оскорблен Циньским князем и решил отомстить. Он начал сзывать храбрейших воинов, суля им многие блага и достойное обращение, и не было ни одного, кто бы не пришел к нему.

Государыня Чжао, прозванная Фэйянь — Летящей ласточкой, была дочерью Фэн Ваньцзиня. Дед ее Дали изготовлял и отлаживал музыкальные инструменты, исправляя должность настройщика при дворе князя в Цзянду. Сын его Ваньцзинь не пожелал наследовать семейное занятие и занялся музыкой, он сочинял скорбные плачи по усопшим. Своим песнопениям он дал название «Мелодии из мира смертных». Всякого, кто их слышал, они трогали до глубины сердца.

В свое время внучка старого князя в Цзянду, владетельная госпожа земель Гусу, была выдана за Чжао Маня, чжунвэя

{30}

из Цзянсу. Этот Чжао Мань до того возлюбил Фэн Ваньцзиня, что, если не ел с ним из одной посуды, не насыщался. У него рано объявился тайный недуг, почему он к жене своей не приближался. Фэн Ваньцзинь вступил в связь с госпожой Чжао, и та забеременела.

Чжао Мань был ревнив и вспыльчив. В страхе перед ним госпожа Чжао сослалась на недомогание и переехала во дворец старого князя. Здесь она разрешилась от бремени двойней. Девочку, которая появилась на свет первой, назвали Ичжу, вторую нарекли Хэдэ. Их отослали к Фэн Ваньцзиню, а дабы скрыть обстоятельства рождения, дали им фамилию Чжао.

Уже в детском возрасте Ичжу отличалась умом и сообразительностью. В семье Фэн Ваньцзиня хранилось сочинение старца Пэн-цзу «Различение пульсов»

{31}

, и по этой книге она овладела искусством управлять дыханием. Повзрослев, стала она осанкою изящна, в поступи легка, поднимет ножку — будто вспорхнет, за что и прозвали ее Ласточкой.

Хэдэ телом была гладка, словно бы умащена притираниями, когда выходила из купальни, всегда казалась сухой. Была она искусна в пении, голос ее, приятный для слуха, лился медленно и нежно. Сестры были несравненными красавицами.

Младшая дочь Фуча, правителя царства У, прозывалась Цзыюй, что значит «Пурпурная яшма». В свои восемнадцать лет она равно блистала талантами и красотой. Жил в тех местах юноша по имени Хань Чжун. Он был почти одного возраста с Цзыюй и обучался даосским искусствам

{46}

. Юноша ей приглянулся, и они стали тайно обмениваться посланиями, где поведали друг другу о своих чувствах, и в конце концов решили пожениться. Хань Чжун проходил науки где-то в дальних краях, не то в Ци, не то в Лу. Прежде чем отправиться в путь, он пришел к правителю с просьбой отдать ему Цзыюй в жены. Правитель впал в неистовый гнев и отказал юноше. От горя Цзыюй прервала в себе дыхание жизни и умерла. Гроб с ее телом похоронили за городскими воротами.

Минуло три года, и Хань Чжун возвратился. Тотчас стал он расспрашивать своих родителей о девушке. Те рассказали ему:

— Когда правитель разгневался, Цзыюй умерла. Она давно погребена.

Хань Чжун плакал и стонал от скорби, потом пошел к могиле Цзыюй. Он принес жертвенное мясо, бумажные деньги

{47}

и долго оплакивал покойную. Тогда Цзыюй поднялась из могилы. При виде Хань Чжуна она залилась слезами и поведала:

— Едва вы уехали, отец с матерью посватали меня за княжеского советника. Они хотели, чтобы я превозмогла свое великое желание соединиться с вами, и понуждали выйти замуж за советника. Не думала я, что меня постигнет такая судьба. Увы! Что оставалось мне делать? — Затем, повернув голову влево

{48}

, она запела:

Ван Яо, по прозванию Боляо, происходил из области Поян. Был женат, но не имел детей. Прекрасно умел врачевать недуги. Не было такой болезни, которую бы он не излечил. И он не приносил жертв, не возносил молений, не пользовался талисманом, водой, иглой или снадобьем. Врачевал недуги всего-навсего с помощью холщового головного платка длиной в восемь чи. Расстилал его на земле, а на платок усаживал больного. В мгновение ока болезнь проходила без пилюль и отвара. Исцеленный вставал и удалялся.

В тех же случаях, когда вред причинял коварный оборотень, Ван Яо рисовал на земле темницу, а затем призывал его туда. Как только оборотень попадал в темницу, всем становился виден его истинный бесовский облик. Тех же, кто принадлежал к лисьему, барсучьему, крокодильему или змеиному племени, он, обезглавив, сжигал огнем — и хворь проходила.

Ван Яо имел плетенный из бамбука короб длиной в несколько цуней. И был у него ученик по фамилии Цянь. Несколько десятков лет следовал он за Ван Яо, но не приходилось ему видеть, чтобы тот открывал короб.

Однажды безлунной ночью, в сильный ливень, в кромешной тьме Ван Яо приказал Цяню нести этот короб на бамбуковой палке из девяти колен. Вышел вместе с ним. Шли под дождем, но ни у Ван Яо, ни у его ученика платье даже не отсырело. По этой дороге им еще не приходилось ходить, но впереди маячили два огонька, которые вели их за собой.

Так прошли примерно тридцать ли с небольшим. Поднялись на невысокую гору, вошли в некий каменный дом. Там сидели два человека. Ван Яо, приблизившись к ним, взял короб, который нес ученик, и открыл его. Внутри оказались три бамбуковые дудочки с пятью язычками и клапанами каждая. Ван Яо сел на землю и заиграл на одной, а две другие дал тем двоим, что находились в доме. Они вместе сидели, играли, и так продолжалось довольно долго.

Лю Пин был уроженцем удела Пэй. За воинские заслуги был пожалован титулом Цзиньсянского князя. Учился Дао у Цзы Цюцзы

{50}

. Постоянно употреблял в пищу цветы каменной корицы

{51}

, самородную серу со Срединного пика — Чжунъюэ. В возрасте трехсот лет с лишним все еще имел юный вид. Особенно он был искусен в задержке дыхания

{52}

.

Случилось как-то ему прибыть в Чанъань. Торговцы, прослышав, что Лю Пин постиг Дао, отправились к нему на поклон. Умоляли взять к себе в свиту прислужниками, домогались узреть его духа-хранителя. Лю Пин ответил:

— Пожалуй.

И вот более ста человек отправились вслед за Лю Пином. С ними было разного скарба почти на десять тысяч золотых.

В горах повстречались им разбойники — несколько сот человек. Выхватили мечи, натянули луки, со всех четырех сторон окружили их.

Бессмертный старец Су был родом из Гуйяна. Дао он обрел во времена ханьского императора Вэнь-ди. Су рано лишился отца — своей опоры. В родных местах прославился человеколюбием и сыновней почтительностью. Жилище его было на северо-восточной окраине областного города, но на месте ему не сиделось, бродил там и сям. Не прятался ни от жары, ни от сырости. Что же до пищи, то был в ней непривередлив. Семья его жила в бедности, и частенько ему самому приходилось пасти коров. Пас он их, меняясь с другими деревенскими мальчишками — каждый в свой день. Когда стадо пас Су, коровы бродили поблизости, сами возвращались — не надо было и загонять. А когда их пасли другие мальчики, коровы разбредались во все стороны, влезали на холмы, перебирались через лощины… Мальчишки спрашивали его:

— В чем твой секрет?!

Но Су отвечал:

— Вам этого не понять.

Он постоянно ездил верхом на олене.

Что это за существо Бань Мэн — никому неведомо. Некоторые утверждают, что женщина. Летая, могла проходить сквозь солнце. Сидя в одиночестве, беседовала с кем-то, словно кто-то сидел с ней рядом. Могла и уходить под землю.

Сначала погружались ноги, потом тело по грудь. Постепенно уходила все глубже, один лишь головной убор еще виднелся. Через продолжительное время и он пропадал, вся исчезала из виду.

Пальцем протыкала землю — и делался колодец, из которого можно было пить. Она сдувала черепицу, покрывавшую людские жилища, — и та летела в людей. Дунув как-то раз, Мэн оборвала шелковичные ягоды со многих тысяч деревьев, превратив их в одну-единственную, которая возвышалась как гора… А через десять с чем-то дней подула опять, и все возвратилось на свои прежние места.

А еще она могла набрать полный рот туши, расстелить перед собой бумагу и, пожевав тушь, извергнуть ее на лист. Тушь сразу же превращалась в письмена-иероглифы, заполнявшие всю бумагу без остатка. И каждый иероглиф был со смыслом!

Она принимала киноварь в вине. Четырехсот лет от роду, все еще будучи юной, Бань Мэн удалилась в горы Тайчжи.

При жизни имя святого старца Чэна было Удин. Родом происходил из области Гуйян, уезда Линъу, из деревни Ули — Вороньего села. Во времена династии Поздняя Хань, когда ему исполнилось тринадцать лет и роста сделался он семи чи, стал посыльным при уездной управе. Внешность имел необычную. Мало говорил, тщательно все взвешивая, с другими компании не водил. Люди считали его чудаком. В юности изучил классические книги, но не с помощью учителя, а лишь благодаря своим природным способностям. Случилось как-то, что его послали с поручением в столицу. На обратном пути он проходил через Чанша — край Длинных отмелей. Хотел остановиться на ночлег в какой-нибудь сторожке, но не нашел и заночевал в поле под деревом. Внезапно услышал с дерева голос:

— Ступай на торжище в Чанша за эликсиром бессмертия. Смотри там внимательно все утро — не пропусти двух белых журавлей!

Чэн подивился этому, но отправился на торжище. Видит — двое под белыми зонтиками. Пошел за ними вслед. Потом окликнул их, поставил угощение. Закончив есть, они ушли, даже не подумав поблагодарить. Но Чэн шел за ними еще несколько ли. Те двое оглянулись, заметили его. Спросили:

— Какая у тебя нужда, что ты идешь за нами беспрестанно?

Он же отвечал:

Чжан Жань был родом из уезда Цзюйчжан, что в Куйдзи. Он отбывал в столице повинность и долгое время не был дома, где у него оставалась молодая бездетная жена и раб, который смотрел за хозяйством. Раб спознался с женой хозяина. В столице у Чжан Жаня был пес по кличке Улун — Черный дракон, резвый необыкновенно. Улун всюду следовал за своим хозяином. Как пришло время Чжан Жаню возвращаться домой, жена сговорилась с рабом его убить. Вот приехал Чжан Жань домой, принялась жена ему еду готовить. Только сели вместе есть, она и говорит:

— Великая разлука ждет нас, вы ешьте, ешьте.

Сказала так и засмеялась.

Не успел Чжан Жань взяться за палочки, как в дверях появился раб с луком и стрелой, уже вынутой из колчана. Изготовился и стал ждать, пока Чжан Жань поест. Чжан Жань заплакал и есть не стал. Бросил собаке мясо и сказал с мольбой:

— Не один год кормил тебя. Сейчас я умру. Можешь меня спасти?

Когда Ван из Тайшу женился во второй раз, он взял в жены девицу из рода Юй. Она была молода и пригожа собой, а Вану шел шестой десяток. Он не любил ночевать дома, и это глубоко печалило его жену. Как-то ночью Ван неожиданно вернулся и начал с женой любезничать. А наступило утро, сел с ней завтракать. Тут как раз с улицы вошел раб, увидал их вместе, перепугался и пошел доложить настоящему Вану. Ван поспешил домой. Самозваный муж как раз собрался уходить. Оба Вана встретились в средней зале. Оба были в белых платьях и схожи собой — не отличишь. Настоящий Ван первым схватился за посох и стал бить самозванца. Тот в свой черед тоже начал колотить Вана. Оба кликнули сыновей и приказали пустить в ход кулаки. Сын Вана выскочил вперед и что было силы ударил самозванца. Глядит — а то рыжий пес. Тут же забили пса насмерть. В то время Ван служил помощником правителя округа Куйцзи. Стражники рассказали ему потом:

— Мы часто видели этого пса, он прибегал с востока.

Жена Вана от непомерного стыда занемогла и умерла.

Однажды некий Ду, человек из Цяньтана, плыл на лодке. День сменился сумерками, пошел сильный снег. Вдруг на берегу Ду увидал девицу в холщовом платье. Ду сказал ей:

— Почему бы не сесть тебе в мою лодку?

Тут же начал с ней блудить. Долго пребывала девица на лодке Ду, потом вдруг обернулась белой цаплей и улетела. Ду преисполнился отвращения, занемог и вскорости умер.

Некогда под горой Линьлюйшань стояло подворье. Всякий путник, что проходил в тех местах и останавливался на ночлег, непременно заболевал и умирал. Рассказывали, будто по временам на подворье появлялись мужчины и женщины в белом, числом не менее десяти, играли в кости и веселились. Вот как-то Чжи Бои остановился там на ночлег. Засветил свечу, сел и принялся читать нараспев священный канон. Ровно в полночь вдруг появились эти десять в белом, уселись подле и стали играть в кости. Чжи Бои украдкой осветил их — то была стая псов. Он встал и ненароком поджег свечой чье-то платье. Запахло паленым. Чжи Бои выхватил нож и пырнул наугад. Кто-то завопил человечьим голосом, но тут оборотился псом и издох. Остальные удрали.

Гу Чжань, что был родом из области У, как-то отправился на охоту. Дошел до холма и услыхал чей-то голос:

— Эх! Эх! До чего же я одряхлел!

Стал Гу Чжань с охотниками осматривать холм. На самой вершине разыскали они яму, где в стародавние времена, видно, была могила, и увидали в яме старого лиса — оборотня. Лис сидел на задних лапах, перед собой держал книгу, одну из тех, в которые обычно записывают счета, и, водя лапой по строчкам, что-то исчислял. Охотники спустили собак, и собаки затравили лиса. Когда взяли книгу и поглядели, оказалось, что это список женских имен. Против тех, с коими лис блудил, киноварью была поставлена метка. В списке было записано сто и еще несколько десятков женщин. Была среди них и дочь Гу Чжаня.

Чуский царь Вэнь-ван в юности питал пристрастие к охоте. И вот кто-то преподнес ему сокола. Вэнь-ван взглянул на того: когти и шпоры божественно великолепны, стати редкой, ничего общего с заурядною птицей.

На озере Облачных грез — Юньмэн для охоты расставили сети, дым подожженной травы заволок небо из края в край, стаи ловчих птиц наперебой хватали добычу. А тот сокол лишь шею вытянул, уставился глазом в небо и даже не думал бросаться на дичь.

Царь сказал:

— Мои-то соколы добыли уже более сотни птиц, а твой даже крыльев расправить не хочет. Уж не обманул ли ты меня?

Даритель же отвечал:

Однажды ханьский государь У-ди пировал с приближенными в Ночном дворце. Только отведали мясного отвара с просом, как до государева слуха донеслось: «Престарелый чиновник рискует жизнью, дабы высказать обиду». Государь поднял голову, однако в зале, кроме приближенных, никого не было. Долго искали слуги, наконец, на стропилах узрели старичка. Росту в нем не более девяти пуней, глаза красные, лицо в морщинах, волосы и борода совершенно белые. Старец был дряхл, едва держался на ногах и опирался на посох. Государь спросил:

— Как ваше имя и чьего вы роду, почтенный? Где ваше жилище? Что за невзгоды вы претерпели? На что пришли жаловаться?

Карлик с трудом спустился по колонне, отбросил посох, совершил поклон, но ни слова не сказал. Затем выпрямился, обвел взглядом залу, указал перстом на государевы стопы и неожиданно стал невидим.

Государь был изумлен и напуган. Не зная, что и подумать, решил про себя: «Дунфан Шо непременно знает старца». Тотчас повелел призвать Дунфан Шо, дабы тот все ему разъяснил. Дунфан Шо сказал:

— Имя старца Цзао Цзянь. Он дух стихий дерева и воды, летом обитает в укромных кущах, зимой — в реке. Ныне вы приказали соорудить дворец в тех местах, где его жилье. Видно, не хочет, чтоб возводили новый дворец.

В правление государя ханьской династии Мин-ди, в пятый год под девизом «Вечное спокойствие»

{60}

жители Яньского уезда Лю Чэнь и Юань Чжао отправились за корой бумажного дерева в горы, именуемые Тяньтай — Небесные террасы. Заблудились и не могли отыскать дороги назад. Прошло тринадцать дней, их припасы иссякли, от голода они изнемогали, над ними нависла смерть. Вдруг вдалеке на горе заметили персиковое дерево со множеством плодов. Путь к нему преграждали отвесные скалы и глубокий горный поток. Цепляясь за лианы и сплетения ползучих трав, кое-как вскарабкались они наверх. Каждый съел по нескольку персиков, и голод утих, силы восстановились. Потом, захватив чашки, они спустились с горы за водой, желая омыть руки и прополоскать рот, Смотрят на воду и видят: листок репы выплыл откуда-то из самой утробы гор, совсем свежий, только что сорванный. Стали лить на руки воду из чашки, а в ней — вареное кунжутное семечко.

— Оказывается, люди где-то совсем близко! — воскликнули они в один голос.

Тотчас же вошли в воду, двинулись против течения. Через два-три ли обогнули гору. Показался широкий ручей.

На берегу стояли две девы прелести необычайной. Увидали, как вышли те двое со своими чашками в руках, засмеялись и говорят:

— Молодые господа Лю и Юань поймали в чашку то, что мы сейчас потеряли!

В ханьское время у некоего Юань Аня скончался отец. Мать велела Юаню взять курицу, вино и сходить к гадальщику, посоветоваться, где устроить могилу. По дороге повстречались ему три книжника, спросили Юаня, куда он идет. Тот им все рассказал. И сказали ему книжники:

— Мы знаем, где для могилы благоприятное место.

Стал Юань потчевать их вином, курятиной. Откушав, те дали Юань Аню совет:

— Хоронить надо здесь — тогда будут у вас вельможи из рода в род.

На этом и распрощались. Пройдя несколько шагов, Юань глянул назад — никого уж не видно. Тут только догадался, что то были духи. Отца он похоронил на том самом месте, где посоветовали книжники, и вскоре возвысился до звания первого министра, дети и внуки его благоденствовали, процветали. Говорят, пять князей было в его роду.

У Чэнь Цинсуня из Иньчуани за домом росло священное дерево. Многие обращались к нему с мольбами о счастье. Потом поставили храм и нарекли его «храмом Небесного духа». У Чэня был черный вол. И вот как-то раз услышал Чэнь голос с высоты:

— Мне, небесному духу, полюбился твой вол. Если не отдашь его мне — в двадцатый день грядущей луны придется убить твоего сына!

Чэнь отвечал:

— Жизнь человеческая предопределена, а предопределенное от тебя не зависит!

Настал двадцатый день, и сын Чэня умер.