Алые росы

Ляхницкий Владислав Михайлович

В новом романе автор продолжает рассказ о судьбах героев, знакомых нам по книге «Золотая пучина». События развертываются в Сибири в первые годы Советской власти.

30-е годы в горах Кузнецкого Алатау. Где бы не собрались в ту пору приискатели-золотничники: у магазина, вечером в тайге у костра или в обеденный перерыв у шурфа за цебаркой смородишного взвара — разговор почти непременно заходил о ней, Росомахе. Где-то в глухой тайге живет женщина. Совершенно одна. Бьет зверя, добывает «богатимое» золото, не имеет даже землянки и каждую ночь ночует на новом месте.

— Что твоя баба-Яга, — говорили одни. — Намедни встретил ее в тайге, не плюнул через плечо и, скажи ты, вернулся на прииск, а дома корова перестала доиться.

И рассказывается с такими подробностями, что многих мороз по коже дерет.

— Не Росомаха, не ходить бы мне теперь по земле, — рассказывали другие, — Ногу в тайге сломал. Сгинул бы, да Росомаха на меня наткнулась. Скажи ты, верст, поди, двадцать на себе протащила, а после — на плоте до села довезла.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.

Тайга на тысячи верст. Тысячи тысяч ключей, горушек, полян. Кажется, все под одно, но приглядись хорошенько — двух одинаковых нет. На этой поляне стоит раскидистая черемуха, похожая на корзину, полную спелых ягод, а на другой — обломок скалы накрылся плащом из зеленых мхов по самые брови и на маковке тюбетейкой рдеет брусника.

И деревья все разные. Вон пихта попушистей и хвоя потемней. Понизу не ветви — шатер. В зимнюю стужу туда забираются зайцы и дремлют сторожко. А стройную пихту над ручьем выбрала белка и построила на самой макушке гайно. Рядом торчит сухая ветка с острым концом — на ней белки сушат грибы. Чаще всего подосиновики. Они растут под кудрявой рябиной, что стоит чуть поодаль.

Какие «частушки», с переливами, с переборами, с пересвистами, с пересмешками распевают на ветках рябины молодые дрозды!