Эннискиллен, 28.VII.1982 г.

8 ч. 30 м.

Ночь кончилась внезапно. Он вспомнил о том, что ждет его сегодня, и понял, что больше уже не заснуть. В начале восьмого, когда он еще спал, приходил почтальон и отдал Сапожнику письмо. Письмо, заказное письмо, адресованное ему, Шемасу, ему и только ему. Письмо, которого он ждал столько времени: степень бакалавра искусств. Он представлял себе это по-другому: свернутый в трубку пергамент, красные буквы, ленты, тяжелые печати… А тут… Просто листок бумаги… В обычном конверте…

Ну вот! Это я! Смотрите! Меня зовут Патрик. Я родился в 1900 году. Я был влюблен один раз в жизни, но с любимой мне пришлось расстаться. Я не мог поступить иначе. Может, тогда просто храбрости не хватило. Салли Хоулм. А теперь я так считаю: в моей жизни смысла не было вообще. Год за годом сидел в своей конторе. Обычно все бумаги в архивах хранят двадцать пять лет. А мне-то самому уже сколько? Так что пора меня — на помойку, сам понимаю. Я же только всем обуза. Мне даже и рассказать-то нечего родне, жизнь была скучная, серая. Ну, конечно, сам виноват, но только эта мысль — утешение слабое. Иногда кажется, я просто вообще ни разу ничего не сделал сам, все словно как-то катилось по рельсам. Разве только, когда уехал от Салли. Да и то тогда, мне казалось, иначе и быть не может. Не знаю, а теперь смог бы я плюнуть на то, что она протестантка? Не знаю. Да, еще помню: как-то камнем разбил молочные бутылки, стоявшие у чьей-то двери. Думал, у меня просто сердце разорвется от страха. А зачем я это сделал? Не знаю.

Человека я в своей жизни вообще ни, разу не тронул пальцем. Всегда все делал как надо, учился в школе неплохо, но, конечно, и неблестяще. Потом работал — тоже старался, но достиг немногого. Я как-то никогда не был нужен никому, не только теперь, когда я старик, но и раньше. А нынче им вовсе на меня наплевать, я же вижу по глазам. Да и смотрят-то на меня мало, правда, небось вид у меня не очень-то приятный, вот еще руки стали трястись.

В прошлом году я разбил чашку. Мойра взяла веник и медленно собрала все осколки, не говоря ни слова. А ведь обычно она просто рта не закрывает. Вообще тут вины моей не было. Чашка сама слетела со стола, я задел ее локтем, когда она уже падала. А так я ничего не разбиваю, никогда. Вот в кухне на шкафчике всегда стоит большая ваза с цветами, я ее обычно беру и пью из нее воду, а потом аккуратно ставлю на то же место. Мойра даже ничего не замечает.

На прошлой неделе я вдруг упал в саду на дорожке. Сильно ударил руку, но даже не вскрикнул. Я теперь стал такой легкий, что какой-то мальчишка меня поднял, проходя мимо, и даже сигареты изо рта не вынул. А я помню, как упал с велосипеда в 33 году. Я тогда долго лежал в траве и все никак не решался встать: вдруг что-то себе сломал? Но все оказалось целым, лишь весь день как-то знобило.

Да, и еще случай был. Увидев, как столкнулись две машины, подумал, может, там кто-нибудь ранен, побежал туда. Оказалось, только я один при том и пострадал: когда бежал, упал и вывихнул лодыжку. А с теми все было в порядке, только машины помяли. Я тогда лежал на земле и чуть не плакал от обиды, мимо прошел, помню, полицейский и посмотрел на меня, но ничего не сказал. Подумал, наверно, что пьяный. Может, я и правда тогда выпил. Но вообще я очень мало пил.