Примерно в то же время, как в двадцати милях от Герефорда шел нелегкий разговор о том, что произошло в окрестностях Нью-Йорка и чем все это может закончиться — огромный черный Бентли специальной "королевской" серии, которая не поступает в открытую продажу, а производится исключительно для гаража Их Императорских Величеств — свернул с основной дороги на небольшую, двухполосную, но ухоженную, проходящую по национальному парку и ведущую прямиком в Четсворт-Хаус, летнее поместье герцогов Девонширских. Это поместье было одним из немногих, которые использовали для отдыха и временного пребывания члены Виндзорской династии.

На заднем сидении Бентли сидел среднего роста, худой, узколицый, чисто выбритый человек в отличном костюме из серой шерсти с фамильным гербом, вышитым золотистыми нитями на правом кармане, как раз напротив сердца. Если бы этот человек не сидел в Бентли, а просто повстречался бы вам на улице в простой одежде — вы бы приняли его за бухгалтера, коммивояжера, мелкого правительственного чиновника — но никак не за Принца Уэльского, наследника Виндзорской династии, кем он являлся на самом деле. Это и в самом деле был принц Уэльский, наследник престола и шеф Валлийского гвардейского полка. Хотя, если бы ему кто-нибудь предложил ему поменяться местами с бухгалтером, коммивояжером или мелким правительственным чиновником, особенно сейчас, в этот день — он, не задумываясь, согласился бы.

Принц Уэльский должен был когда-нибудь взойти на трон, прервав уже шестидесятилетний период истории, когда государством правили женщины. Он не был готов к этому. Монархия — вообще сложный институт, многое зависит от монарха и от того, кем он является, каков его жизненный опыт. Россия в прошлом веке не развалилась только благодаря двум монархам — Николаю Второму и Александру Четвертому, уже из другой ветви династии. Николай Второй был "полковником на троне" — но полковником начитанным, живо интересующимся всеми техническими инновациями, искренне любящим свою страну и делающим все для нее. Александр Четвертый был "купцом на троне" — хитрый, разбирающийся во всех хитросплетениях экономики, прекрасно разыгрывающий те карты, которые ему были даны, не самые лучшие, надо сказать. За весь двадцатый век старой доброй Британии так и не улыбнулось счастье — Эдуард так и не оправился от поражения, понесенного его войсками в Проливах, в Африке и в Европе, женщины на троне пытались что-то сделать, но все попытки заканчивались плохо. Британия вошла в двадцать первый век обкорнанной, с уязвленным чувством истинно британской гордости, с экономикой не в лучшем состоянии и окруженной едва ли не худшим составом врагов, какие у нее были за всю историю. В Европе безраздельно царствовала прусская Священная Римская Империя Германской Нации — жестокое и сильное государство, железной рукой подавляющее любое сопротивление. Почти вся Европа числилась в рейхспротекторатах, Германии же отошли многие британские колонии в Африке. Рухнула и так и не восстановилась Франция, сильнейший, извечный соперник Германии на континенте, ключевой компонент в создавшейся веками Британией системой сдержек и противовесов на континенте. Восстановить европейскую континентальную Францию не было никакой возможности. Чуть дальше — на половину Евроазиатского континента раскинулась Российская Империя, царство варваров, жестоких и упорных людей, не знающих страха и жалости, потомков бесчисленных ратей, готовых пойти в поход до последнего моря. Российская Империя блокировала важнейшую судоходную артерию — Средиземное море, господствовала на Востоке, владела основными запасами нефти на планете. Она совершенно не боялась исторически сильного британского флота, потому что не зависела от морской торговли — а справиться с ней на земле не было никакой возможности. Остальные страны — Италия, Австро-Венгрия, африканская Франция — относились к любым предложениям Британии с крайней осторожностью, потому что не видели за ней силы. Да, Британия в мировой войне не так уж много потеряла, у нее остались и Индия, и Австралия — но статус первой державы мира она утратила бесповоротно и с ней теперь можно было не считаться. Санкт-Петербург и Берлин — вот новые столицы мира, и что скажут там — так и будет.

Принц Уэльский рос не особенно сильным мальчиком, как покойный Александр Пятый, он не служил в отрядах специального назначения, как нынешний русский император Николай Третий или его собственный сын, даже попадавший в плен в Афганистане. Он был обычным человеком, в хорошем смысле этого слова. Не смельчаком — но когда в восемьдесят восьмом террористы из ИРА напали на машину, где он ехал с молодой супругой — он столкнул ее на пол и закрыл своим телом. Не гений — но он знал все, что полагается знать монарху, и, наверное, смог бы выполнять его обязанности прямо с завтрашнего дня. Не герой — но отслужил на флоте, как положено.

Его проблемой была любовь. Он был обычным человеком и женился очень поздно — ему нашли (именно нашли) ослепительно красивую принцессу из лучшего дворянского рода Британии. Он повел ее под алтарь, убедив себя в том, что любит ее и это нужно для династии — после нападения террористов на Букингемский дворец можно было ожидать всякого и в любую минуту. Она родила ему двух сыновей, оба они росли здоровыми и крепенькими мальчуганами — и тут пришла любовь.

В отличие от Берлина, где мне сразу после прилета пришлось уходить от агентов гестапо — в Итальянском королевстве меня никто не ждал. Кроме разве что мешков с мусором — я глазам своим не поверил, когда увидел эти синие, набитые мусором и не лучшим образом пахнущие мешки, выложенные вдоль стен, как мешки с песком.

Из Швейцарии в Рим летал не Юнкерс, а Дорнье, причем старый и турбовинтовой. Поспать, как обычно — мне не удалось, что не лучшим образом сказалось на моем настроении. Люди, которые летели сюда — тоже не выглядели особенно радостно, в основном это были те же итальянцы, возвращающиеся из Швейцарии. Скорее они выглядели настороженными, и немудрено — в Италии были слишком высокие налоги и деньги от них укрывались обычно в Швейцарии.

В аэропорту было жарко, система кондиционирования то ли не работала, то ли работала не на полную мощность. Вдобавок — как раз перед нами приняли два рейса, в том числе и берлинский — поэтому перед таможней скопилась людская пробка. Таможенники, судя по их виду, не очень-то и старались пропустить людей побыстрее, работали как сонные мухи.

Я украдкой огляделся по сторонам — но не увидел никого подозрительного, кроме двоих, в светло-серой форме и с пистолетами — пулеметами Beretta-12, они внимательно наблюдали за толпой. Это не полиция, а Guardia di Finanza, ведомство с опасно широкими полномочиями, занимающееся контролем за сбором налогов, борьбой с незаконным предпринимательством, контрабандой, в том числе и наркотиков, борьбой с мафией, охраной свидетелей, которые в Италии долго не живут, борьбой с терроризмом и много еще чем. Если они наблюдают за прилетевшими из Швейцарии подданными — могли бы делать это понезаметнее.

Слово sciopero, которое раздраженно произнес стоящий передо мной римлянин, объяснило весь бардак в аэропорту — забастовка! Любимое дело итальянцев, бастуют тут много и часто, Итальянское королевство обогатило мировую практику забастовок термином "итальянская забастовка" — это когда рабочие максимально скрупулезно исполняют требования должностных инструкций и в результате работа или идет еле-еле, или вообще встает намертво. Мешки с мусором — значит, бастуют мусорщики, наверняка и все коммунальные рабочие в придачу. Служащий таможни — вероятно, у него итальянская забастовка, иначе бы он пошевеливался, а не спал на рабочем месте. Оставалось надеяться только на то, что таксисты не бастуют. Если придется брать машину напрокат — свихнешься, по Риму нормально могут ездить только римляне.