Когда обшарпанный микроавтобус подъехал к мосту Триборо, сидевший за рулем доктор Харолд В. Смит почувствовал неприятное волнение, возникшее где-то в глубине его измученного повышенной кислотностью желудка. По мере продвижения микроавтобуса по мосту жжение в желудке становилось все сильнее, и, когда оно стало совершенно невыносимым, Харолд В. Смит поспешно проглотил таблетку антацида, потом еще две.

Смит терпеть не мог ездить по Манхэттену на автомобиле, но сегодня предметом его беспокойных размышлений были отнюдь не дорожные пробки, которыми славилась эта часть города. Съехав с моста, он направился в сторону испано-язычного Гарлема. Обычное кислое выражение его худого аристократического лица сменилось миной крайнего неудовольствия.

Проехав почти до конца 125-й Ист-стрит, он свернул налево и очутился в Гарлеме. Последний раз Смит был здесь почти год назад. Тогда это чуть не стоило ему жизни.

Во время второй мировой войны Харолд В. Смит работал в тылу врага, и с наступлением так называемой «холодной войны» характер его деятельности практически не изменился. В те далекие дни его называли Серым Призраком, хотя время еще не успело посеребрить его волосы. Просто тогда лицо его имело серый оттенок, причиной которого был врожденный порок сердца. С возрастом болезнь усугубилась, и цвет лица стал совсем серым. Смит любил носить костюмы-тройки серого цвета, к которым привык за годы службы в ЦРУ. Даже в день свадьбы на нем был именно такой костюм. И в завещании Смит в письменной форме зафиксировал свое желание лежать в гробу непременно в костюме-тройке серого цвета.

Но сейчас, выискивая местечко для парковки, Смит чувствовал себя не Серым Призраком, а просто пожилым белым, на свой страх и риск приехавшим в Гарлем.

Его звали Римо, и он ехал по красным пескам пустыни верхом на гнедой кобыле. В душе его царил покой, какого он не испытывал никогда в жизни. Впрочем, может, один раз так было, ну максимум два за всю его жизнь. Когда-то он всерьез собирался жениться и зажить наконец оседлой семейной жизнью. Именно тогда он обрел покой и удовлетворение. Но разыгралась жуткая трагедия, после чего те счастливые дни улетучились навсегда.

Бывали в его жизни и другие счастливые мгновения, впрочем, они так и остались мгновениями. Римо, будучи круглым сиротой, воспитывался в сиротском приюте, которых во времена его детства было немало. Римо получил хорошее воспитание и образование в приюте Святой Терезы, но ничто не могло заменить ребенку теплый домашний очаг, любящих родителей, братьев и сестер.

У Римо не было ни сестер, ни братьев. Теперь он это знал наверняка. Так сказал его настоящий отец. Он вообще очень многое ему сообщил – дату рождения, до сих пор неизвестную, имя матери и массу того, что составляло для маленького мальчика мучительную и непостижимую тайну и навсегда застряло занозой в подсознании уже взрослого человека.

Прожив целую вечность в мучительных попытках узнать свое происхождение, Римо наконец обрел настоящего отца и узнал о себе ту правду, которая принесла ему желанный покой и свободу.

Для него словно открылась новая жизнь, к старой он уже возвращаться не хотел. Собственно, и возвращаться-то было некуда. Он достаточно послужил Америке и решил покончить с жизнью профессионального ассасина и порвать все связи с КЮРЕ, организацией, в которой прежде состоял на службе.