Взгляд Тристана Тибальта, словно магнитом притягивало к огромному черному похоронному венку, прибитому к воротам особняка Уинтерхэвен.

– Итак, этот старый развратник, который был моим отцом, действительно мертв, – произнес он, натягивая поводья усталой лошаденки, на которой ему пришлось под ледяным дождем тащиться из Дувра.

Тристан покачал головой. Старый распутник Дикки Рэмсден, четвертый граф Рэнда, наконец протянул ноги, и его смерть не вызывала в душе молодого человека никаких чувств, кроме уверенности, что в аду станет жарче, когда в нем поселится новый жилец.

Последние лучи короткого зимнего дня скупо освещали портик трехэтажного каменного особняка, который Тристан называл своим домом до того дня, как ему исполнилось двадцать два года. Даже ряды узких окон выглядели угрюмо и непривлекательно… Казалось, будто его обитатели уже не надеялись дождаться гостя.

Перед взором Тристана вновь предстало загадочное письмо, которое он получил от своей единокровной сестры. В нем сообщалось, что граф покинул земную юдоль. "Пожалуйста, приезжай, – умоляли едва различимые каракули Кэролайн. – Отца убили во время ссоры в игорном доме, и мы в отчаянном положении". Эти строки повергли Тристана в недоумение. Кончина старого графа могла принести его исстрадавшимся жене и детям только облегчение. Все проблемы, которые возникали у Рэмсденов, включая и незаконнорожденность Тристана, были следствием невоздержанности графа. Возможно, теперь, благодаря его осторожному, уравновешенному сыну Гарту, пятому графу, жизнь в Уинтерхэвене наладится.

Мадлен Харкур в приступе горя бросилась на замершее в неподвижности тело деда. Тристану стало не по себе, и он молча вышел из комнаты, предоставив девушке изливать свою скорбь в одиночестве, но отчаянные рыдания Мадлен долго еще звенели в его ушах, не давая ему покоя. Не оставалось сомнений, что девушка искренне любила покойного старика, и что со смертью его весь ее привычный мир перевернулся. Точно так же Тристан чувствовал себя двадцать лет назад, когда стал свидетелем несчастного случая, в котором его бедная мать погибла под колесами уличной кареты. Он до сих пор ощущал гнетущую пустоту и чувство болезненной утраты, навсегда оставившей рубец на его юном сердце.

Стоя у окна маленькой гостиной на первом этаже дома, Тристан вглядывался в темноту ночи и гадал, как же ему справиться с очередным непредвиденным обстоятельством с виду такого простого задания, в которое втравил его Калеб Харкур.

До сих пор все складывалось на удивление неудачно. Во-первых, Наполеону Бонапарту, этой монументальной мухе в европейском флаконе с благовониями, вздумалось бежать с Эльбы в тот самый день, когда фрегат Харкура высадил Тристана в Кале. Весть о возвращении Корсиканца неслась по стране со скоростью лесного пожара, и тысячи бывших вояк вновь надевали испытанную в боях солдатскую форму и стекались под крылышко императора. Двигаясь миля за милей на юг, к Лиону, Тристан то и дело слышал их боевой клич: "Долой ненавистных Бурбонов! Да здравствует император!" Калеб Харкур не мог бы найти худшего момента, чтобы послать бывшего британского шпиона во Францию за своей дочерью-роялисткой. Теперь, чтобы вернуться в Англию целыми и невредимыми, им потребуется просто дьявольское везение.

Мало того. Не успел он толком представиться деду Мадлен Харкур, как тот испустил дух. И теперь придется убеждать убитую горем девушку вверить свою жизнь незнакомцу, посланному ее отцом, которого она не видела пятнадцать лет.

– Мсье Тибальт? – оборвал его мысли голос Мадлен Харкур.