Время отсчета моего повествования – середина 30-х годов. Именно тогда, 55 лет назад, я впервые вышел на футбольное поле в составе детской команды. Впрочем, все началось несколько раньше…

Жил я тогда в районе Разгуляя, известного тем, что поблизости расположен Елоховский собор. Сколько лет прошло с тех пор, а меня по-прежнему влечет в этот уголок старой Москвы. Влечет в детство, на Ново-Рязанскую улицу, берущую начало в районе трех московских вокзалов и упирающуюся другим своим концом в Разгуляй. С этой в общем-то непримечательной улицей, где сплошь склады, гаражи, унылые серые дома, фасады которых давно и, кажется, навсегда изъедены паровозной гарью, у меня связаны самые теплые воспоминания. Потому что здесь, на неказистом по нынешним меркам стадионе «Локомотив» состоялся тот памятный для меня официальный футбольный матч, навсегда определивший мой долгий, трудный и счастливый путь в футболе.

А теперь, почему я взялся за перо. Право и обязанность на это дают мне пять золотых медалей чемпионатов страны, звания Заслуженного мастера спорта и Заслуженного тренера СССР, которых я удостоился и которые, очевидно, свидетельствуют о том, что в футболе, этой увлекательнейшей, истинно народной игре, я кое-чего добился. На многих, в том числе суперсовременных, стадионах мне довелось выступать самому, впоследствии выводить на них команды в качестве тренера, но самые яркие воспоминания в моей душе связаны со скромным стадиончиком на Ново-Рязанской.

Но почему я оказался в «Локомотиве», а не в одном из таких куда более популярных клубов, как «Спартак» или «Динамо»? Ответ на этот вопрос однозначен: мой отец, Александр Николаевич, служил на Курской железной дороге, а железнодорожники в те времена особенно гордились своей профессией, у них был свой довольно своеобразный клан. А мы, дети путейцев, едва встав на ноги, считали себя железнодорожниками, да и игры наши зачастую имели «профессиональную» окраску – играли в машинистов да в кочегаров. Так что «Локомотив», как говорится, был на роду написан.

И наконец, еще одно «почему». Не баскетбол, волейбол или теннис, а все-таки футбол. Эта волшебная спортивная игра увлекала меня с раннего детства, а его доступность была поистине безграничной. Кожаные мячи звенели во многих дворах, на пустырях, за сельскими околицами… В футбол играли даже те, у кого не было настоящих мячей. Их с успехом заменяли разного рода самоделки из любого мало-мальски пригодного материала, чаще всего мальчишки гоняли набитые тряпками старые мамины чулки.

31 октября 1939 года я стал красноармейцем. Службу начал в 1-м полку связи МВО, расквартированном в Сокольниках.

К своему удивлению, встретил там многих известных спортсменов, так же как и я проходивших срочную службу. Кое-кого я знал раньше, во всяком случае, видел на футбольном или хоккейном полях, на беговой дорожке, в бассейне. В полку я познакомился с Владимиром Никаноровым, которому суждено было стать выдающимся вратарем. С ним нас связали тесные узы дружбы: шутка ли, тринадцать лет выступали в одной команде. Той самой прославленной футбольной дружине, которую и доселе любители футбола со стажем называют не иначе как «командой лейтенантов».

Моими однополчанами были Николай Эпштейн, выступавший в молодежной команде «Спартака», в дальнейшем известный хоккейный тренер, подававшие большие надежды молодые футболисты Сергей Черников, с успехом выступавший затем в составе мастеров московского «Динамо», Анатолий Гусев, Виктор Давыдов и другие спортсмены. Служили мы исправно, и единственной привилегией футболистов и хоккеистов, – а надо сказать, что в те времена многие поклонники кожаного мяча зимой становились на коньки, брали в руки клюшки, и это не только не мешало, но и во многом помогало круглогодично поддерживать хорошую спортивную форму, – была возможность регулярно тренироваться и выступать за клубные команды ЦДКА.

Не знаю, как ребята, а я даже представить себе не мог, что когда-нибудь стану играть в армейской команде мастеров, завоевавшей к тому времени довольно высокую репутацию. Не предсказуемы порой повороты спортивной судьбы. Шел в армию с желанием честно служить и, отслужив положенное время, вернуться на «гражданку», засесть за институтские учебники, чтобы стать, как и отец, инженером-путейцем. Так, наверное, оно и произошло бы, если бы не случай. Точнее, это для меня был случай, а спортивное руководство ЦДКА действовало вполне осознанно. Я уже говорил, что еще перед призывом в РККА армейские специалисты внимательно присматривались ко мне, к моей игре. Оказалось, обо мне не забыли. Дали пройти курс молодого бойца, хлебнуть солдатского лиха. А убедившись, наверное, что со мной можно иметь дело, весной 1940 неожиданно вызвали в Батуми, на предсезонный учебно-тренировочный сбор команды мастеров.

Я знал, что к такому сбору ежегодно привлекались 10 – 12 молодых футболистов, проходивших службу в частях. На этот раз в число тех, кого собирались проверить, попали и мы с Володей Никаноровым, а также Сережа Черников, Анатолий Тарасов, отличный в молодости игрок и выдающийся в зрелые годы спортивный педагог, с именем которого неразрывно связано развитие советского хоккея с шайбой. Итак, март 40-го. Батуми. Абсолютно незнакомая мне обстановка проводимого «на полном серьезе» учебно-тренировочного сбора команды мастеров. Высокая дисциплина, четкий распорядок дня, крайне утомительные для нас, новичков, занятия по общефизической или, как сейчас принято говорить, функциональной подготовке.