Было то неприятное время года, когда последние листопады уже давно отшелестели, а Морана все не торопилась прикрыть землю белым полотном до весны. Словом, была поздняя осень.

Уже второй день лил бесконечный надоедливый дождь. Мелкий, холодный, он покрывал лужи сеточкой кругов, шуршал по опавшим листьям, навевая тоску.

Дороги по случаю непогоды превратились в непролазную грязь, в которой люди и лошади увязали по колено, а телеги — по самые оси. Всякий, кто пытался бы проехать из одной деревни в другую, уже на околице проклял бы свою затею и отправился домой, пока совсем не завяз. Непогода — она и на Руси непогода.

Случись в тот вечер на лесной дороге путник, он бы услышал, как странно скрипят ветви: это жаловался неизвестно кому местный леший, отсыревший вместе со всем лесом и оттого склонный поворчать. Но пуста была дорога, никто не слушал жалобы лесного хозяина. Только шумел дождь, да приветливо светились во мгле окна корчмы старого Семака.

В корчме было тихо и почти пусто: какие уж тут постояльцы да посетители, при такой-то погоде! Сам старый Семак, похожий на обжаренный в масле колобок, чудом отрастивший себе руки, ноги и лысую голову, сидел у очага и, казалось, дремал. Напротив, тоже поближе к огню, расположился единственный постоялец, прибывший час назад и все еще мокрый, словно водяник, вылезший из родного омута.

Стольный град встретил Ратибора мерным гулом, словно стоял он не на берегу широкого Днепра, а по крайней мере у Лукоморья, возле самого Моря-Окияна, что, как известно, обтекает всю землю.

Где-то на полпути купеческий сын догнал мужиков, что везли в Киев рожь на продажу, так что в ворота он въехал, развалившись в телеге, а его конь, сильно обрадованный облегчением ноши, бодро шагал сзади, привязанный за уздечку.

Распрощавшись с попутчиками, Ратибор отправился на рынок. Пояс с деньгами все еще давал о себе знать приятной звонкой тяжестью, но вскоре ему предстояло уменьшиться.

Рынок гудел. Поздней осенью торговля обычно несколько затихает, но Киевский рынок был так огромен, что даже во время этого затишья кипел народом. Крики торговцев, зазывавших покупателей, шумные ссоры из-за места, громогласные вопли добропорядочных горожан, торгующихся с бессовестными обдиралами-торгашами, чавканье сотен и сотен ног по грязи — все это сливалось в шум морского прибоя, мешая заметить что-нибудь одно, но не новгородцу, с детства привыкшему к подобной суете, теряться на рынке, тем более верхом! Взобравшись в седло и рассекая лошадью толпу, Ратибор скоро отыскал оружейный ряд.

В самой богатой лавке сидел тепло одетый пожилой ромей и не спеша, с достоинством копался толстыми пальцами в широкой бороде. За его спиной на стене висели секиры, мечи, ножи-засапожники, шестоперы. Всего этого было достаточно, чтобы вооружить небольшое войско. Леший остановился в дверях и начал внимательно разглядывать товар.