Лучше всего человек раскрывается в минуты опасности. Тут сразу становится ясен и его характер, и его ум. В этой книжке все герои проходят такое испытание. Будь то повесть о суровых годах войны («Журавлиный яр») или рассказ о дружбе и первой любви («Маска жреца») — автор ставит главных своих персонажей в исключительные обстоятельства. Те из них, кто жил в тылу врага, естественно, не раз вынуждены были смотреть смерти в глаза. Однако и в наши дни нередко бывает, что человеку приходится собрать всю волю, чтобы противостоять злу. Никите и Швабле, например, потребовалось действительно проявить мужество при встрече ночью с вооруженными ворами. Правда, в другой раз, во время ночевки в лесу эти ребята ведут себя несколько иначе… Впрочем, героическое и смешное соседствуют в повести «Земля мужества».
Эта книжка о героях-подростках. Они как бы составляют железную команду, которой по плечу встреча с любой трудностью, с любым врагом.
Журавлиный Яр
Глава 1
В тот день Матвейка с Иваном и Ешкой пасли скот на сухих лядах около Горелого бора. Матвейка — колхозное стадо, Беляшонковы — частников. Чтобы веселей было, согнали коров вместе. Да и легче втроем.
До обеда несколько раз пролетали немецкие самолеты. Когда они шли высоко, пастухи узнавали их по звуку. В середине дня надвинулись сухие тучки, самолетов не стало слышно. А за полдень начало погромыхивать.
— Пушки! — забеспокоился Иван, точно жеребенок, почуявший волка. Он оттопыривал ладонью красное шелудивое ухо и, округлив рот наподобие бублика, вертел головой по сторонам.
— Ну да, городи! — крикнул Матвейка. — Гром и гром… Нечего разводить панику.
Про панику сегодня утром в конторе был разговор. Хромой конюх Парфен говорил, что пора колхозу в отступ трогаться. Он слышал от беженцев, проходивших ночью, будто бы немцы перешли Днепр, и на рассвете пригнал весь табун в деревню. Фома Савельевич, председатель колхоза, слухам не верил, но от того, сколько беженцев проходило через их Лески, то готовился к эвакуации, то говорил, что надо ждать приказа. Если фашистов остановят на Днепре, зачем колхозу трогаться с места? Одно разорение и убыток.
Глава 2
Первые фашисты на рассвете укатили из деревни. Осталась от них автомашина с непонятными знаками на бортах, увязшая в речке около старой прорвы, да метровый плакат с портретом Гитлера во весь лист. Плакат фашисты наклеили на доску соревнования. В верхнем правом углу щита был портрет Сталина из «Огонька». То ли гитлеровцы вечером не заметили его, то ли нарочно оставили, чтобы поглумиться: выгоревший на солнце Сталин выглядел очень неказисто рядом с огромным раскрашенным «фюрером».
Несколько стариков, сойдясь к конторе, гадали, чья теперь власть в Лесках — наша или германская. Потом на улице появился Давыдка Клюев. Раньше он работал счетоводом в колхозе. За пьянку Фома Савельевич весной перевел его в полевую бригаду.
— Где наш пред?! — кричал успевший напиться Давыдка. — Где мой эксплутатор?.. Сбег!.. А кто мне молотилку вернет?..
Когда-то у него была конная молотилка в хозяйстве, и все окрестные мужики платили ему за обмолот урожая. Услышав о коллективизации, Клюев хотел втихомолку продать машину. Но Фома Савельевич помешал ему схитрить — молотилку пришлось сдать в колхоз. Вскоре она поломалась. Про нее давно забыли в Лесках, не забыли только в семье Клюевых.
— Германская власть! — решили старики, глядя, как Клюев со своим сыном Никишкой, угрюмым, нескладного сложения парнем, сбивает замок с председательского дома. Никишка давно сбежал из колхоза. Последнее время работал грузчиком на какой-то базе, а как только началась война, снова вернулся в деревню. Впрочем, о его возвращении никто в Лесках не знал до этого дня.
Глава 3
В Матвейкиной избе поселилось четверо гитлеровцев. Командовал ими молоденький розовощекий унтер с огненно-рыжим чубчиком, торчащим наподобие петушиного гребешка на голове. Он пыжился от важности, кричал на солдат без причины. Пастуха он выгнал жить в чулан и отчего-то всякий раз при встрече норовил щелкнуть по затылку.
Матвейка возненавидел унтера. Не столько за щелчки, и даже не за то, что тот выгнал его спать в чулан, — он и прежде летом спал в чулане. Унтер сорвал фотографию Матвейкина отца со стены, а на ее место наклеил обложку немецкого журнала с полуголой женщиной. И еще в раскрытое окно Матвейка увидел, как гитлеровец, сломав замок на Фенином сундуке, перебирает и рассматривает белье сестры. Матвейка почувствовал, как от сердца к горлу прошла тяжелая удушливая волна и, словно чад, помутила разум.
Он не помнил, как очутился в избе, куда ему запрещено было входить без разрешения.
— Аб!.. Раус!.. — злобно вскричал унтер.
Матвейка в упор поглядел на него долгим немигающим взглядом. Гитлеровец невольно потянулся рукой к левому боку, где у него обычно болтался пистолет.
Глава 4
Матвейка ночевал у Мишутки на сеновале. Поздно вечером к ним прибегали Иван с Ешкой, рассказали, как днем гитлеровцы возили по деревне больного еврейского мальчика — допытывались, не знает ли кто, где скрываются другие евреи-беженцы.
— И куда они его?.. — спросил у братьев Матвейка, стараясь казаться безразличным.
— Увезли куда-то вместе с фельдшерицей, — сказал Иван. — Назад проехали без них, я видел.
— А мы знаем, где прячутся те! — шепеляво похвастал Ешка.
Иван толкнул брата в бок:
Соль
Партизанский отряд задыхался, зажатый фашистами в большом Замошском болоте.
Всю зиму партизаны не давали оккупантам покоя — взрывали поезда, нападали на небольшие гарнизоны в деревнях, уничтожали автомашины. Гонялись за ними эсэсовцы, как волки за лосем. Но после каждой такой погони все больше становилось крестов на немецком кладбище около деревни Ольшанки, а партизаны были неуловимы в глухих приволховских лесах и болотах.
В беду отряд попал во время весеннего половодья. Ручьи стали реками, болота и низины — озерами, — не разбежишься, как бывало, зимой на лыжах. Вот тогда фашисты обнаружили отряд в Замошье и окружили. День и ночь обстреливали они из минометов лесистые островки в глубине болота. По их расчетам, уцелевшие от огня партизаны должны были погибнуть с голоду раньше, чем спадет вода. А чтобы никто из окрестных деревень не смог как-либо помочь партизанам, всех трудоспособных жителей угнали куда-то; говорили, будто на строительство дороги. Выгребли последний хлеб, если у кого из колхозников он еще был. Остались в Ольшанке лишь дряхлые старики и дети не старше тринадцати лет.
Марийка Забелина тоже осталась, хотя ей было четырнадцать. Такая она была маленькая, худенькая, что немец-конвоир вывел ее из колонны, когда она собралась идти вместе с матерью и старшим братом.
Жить одной было страшно. Марийка поселилась у дальнего родственника, дедушки Антона, покалеченного когда-то на лесоповале. Перед самой войной к деду приехал внук Костя из Ленинграда. С Костей Марийка ходила собирать этой голодной весной вытаявшую на поле картошку — больше есть было нечего.