Прохор Ермаков, молодой, высокий, смуглолицый урядник Атаманского казачьего полка, находясь в отпуске, третью неделю жил дома.

Все эти дни пребывания в родной станице, в кругу близких людей, он был в приподнятом настроении. На душе было празднично, покойно. В семье все относились к нему с трогательной предупредительностью, стараясь угодить как дорогому и желанному гостю. Мать не знала, чем только и потчевать сына. Не раз замечал Прохор, как теплело улыбкой и строгое бородатое лицо отца, когда тот, как бы невзначай, взглядывал на сына, на его георгиевские кресты. А уж о младшей сестре, семнадцатилетней девушке Наде, и говорить нечего. Она не спускала своих искрящихся глаз с брата.

Прохор никак не мог наговориться с родными, то расспрашивал их, как они жили здесь без него, то рассказывал им удивительно страшные истории из своей фронтовой жизни.

Сегодня, плотно позавтракав, Прохор сидел у окна в горнице и перелистывал старый журнал «Нива», который когда-то выписывал брат-учитель Константин.

Жмурясь от яркости бьющего в окно солнца, Прохор взглянул на улицу. Там, на дороге, поверх тонкого ледка змеились ручейки.

Василий Петрович Ермаков, высокий, кряжистый старик лет под шестьдесят, происходил из старинного казачьего, уважаемого в станице, рода. Ходила молва, что род его начался от знаменитого Ермака Тимофеевича, покорителя Сибири.

Так это или нет, точно никто не мог утверждать. Не мог этого сказать и сам Василий Петрович, но слухи такие льстили его самолюбию, и он их не опровергал.

За богатством и почетом Василий Петрович не гнался, но и нужды не знал. Жил крепким хозяином, хотя наемных батраков никогда не имел. Со всеми работами по хозяйству управлялись своей семьей.

Семья у Василия Петровича хотя и была небольшая, но работящая, прилежная.

Правда, с началом военных действий Ермаковы стали жить значительно хуже. Старшего сына Захара, степенного, трудолюбивого казака, с первых же дней войны мобилизовали. В одном из сражений он пропал без вести. Слух ходил, будто он в плену у немцев. Пошел служить в Атаманский казачий полк и меньшой, неженатый сын — Прохор. Средний же сын, Константин, давно уже отбился от двора. По окончании Усть-Медведицкой учительской семинарии некоторое время он учительствовал в своей станице в двухклассном училище, а как началась война, ушел в шкоду прапорщиков. Теперь он уже в чине есаула командовал отдельной сотней в Ростове-на-Дону. Там он и женился. Говорят, взял дочку какого-то богатого азовского рыбопромышленника. Василий Петрович никогда к сыну в Ростов не ездил и снохи не видел.

Перед отъездом Прохор сказал Виктору:

— Поедем, Виктор, со мной в Ростов. Поживешь неделю-другую у брата Константина, а потом вернешься. К этому времени, глядишь, и старики угомонятся… А то по свежей памяти они тебя где-нибудь и изувечат… Они злые, черти.

Виктор охотно согласился поехать в Ростов, и не потому, что боялся стариков, а просто ему хотелось навестить тот город, с которым было связано столько детских воспоминаний о днях учебы в гимназии. Хотелось встретить товарищей, с которыми учился. Хотелось съездить и к сестре в Новочеркасск.

Сноха Лукерья отвезла их на станцию.

Поезд шел медленно, подолгу простаивая на станциях, и в Ростов пришел с большим опозданием, к вечеру следующего дня.

На берегу Дона в древнем, прославленном историческом городке Азове каменные, добротно поставленные рыбные заводы и склады принадлежали предприимчивому коммерсанту, прасолу Бакшину Сергею Никодимовичу.

Низенький, лет шестидесяти, упитанный, с внушительным брюшком, подвижный и верткий, Сергей Никодимович по натуре своей был очень энергичным человеком. Вести свое дело он умел. Особенно хорошо процветало оно во время войны с Германией. Он заключил выгодную сделку с военным интендантством на поставку просоленной рыбы для армии, сражавшейся с турками.

Жил Сергей Никодимович, на бога не роптал. Дом у него был полная чаша — всего вдосталь. Семья небольшая: жена, Варвара Ефимовна, под стать мужу, маленькая, суетливая, хлопотливая женщина, да две дочери — старшая Вера и младшая Марина. Отец и мать души в них не чаяли.

Жизнь Бакшиных текла размеренно, тихо и покойно.

С рассветом Сергей Никодимович уже был на ногах. Наскоро позавтракав, он торопливо отправлялся на предприятия, где ничто без его хозяйского глаза не могло обойтись. В шуме, гвалте, вечной суматохе он пропадал там допоздна…

Прохор слез на маленькой полуразрушенной станции вблизи фронта. Здесь где-то, недалеко от этой затерянной в лесах станции, стоял Атаманский полк.

Лил мелкий едкий дождь. Кругом хмуро, неприветливо. На улицах станционного поселка стояли непролазные лужи. Угрюмые сосны глухо шумели.

Прохор пошел искать военного коменданта, чтобы точнее справиться у него о местоположении полка.

— Ермаков! — услышал он удивленный голос. — Никак, ты, а?

Оглянувшись, Прохор увидел шедшего по платформе чубатого казака в брезентовом плаще. Прохор обрадовался. Это был вахмистр его сотни.