Время после. Освенцим и ГУЛАГ: мыслить абсолютное зло

Подорога Валерий Александрович

Что это значит — время после? Это время посткатастрофическое, т. е. время, которое останавливает все другие времена; и появляется то, что зовут иногда безвременьем. Время после мы связываем с двумя событиями, которые разбили европейскую историю XX века на фрагменты: это Освенцим и ГУЛАГ. Время после — следствие именно этих грандиозных европейских катастроф.

Предисловие

Что это значит — время-

после

? Это время

посткатастрофическое

, т. е. время, которое останавливает все другие времена; и появляется то, что зовут иногда безвременьем. Время-

после

мы связываем с двумя событиями, которые разбили европейскую историю XX века на фрагменты: это Освенцим и ГУЛАГ. Время-

после

— следствие именно этих грандиозных европейских катастроф. Конечно, время эпохи можно чувствовать кожей, «дышать им», но можно и не заметить вовсе, если его подвергнуть тотальной цензуре и «зачистке», радикальному вытеснению с помощью серии пропагандистско-идеологических схем, образов и декораций реального содержания событий ближайшего прошлого. Так, вспыхнувшая в хрущевскую оттепель память о ГУЛАГе была быстро погашена партийными идеологическими аппаратами и «политической полицией» (КГБ). Память о ГУЛАГе, так и не родившись, была вытеснена ПОБЕДОЙ («советского народа в Великой Отечественной войне»). Лозунг всеохватывающий и простой «Лишь бы не было войны» сглаживал все неувязки памяти, да и оправдывал советскую реальность — итог сталинских карательных опытов над собственным народом. Политические режимы, сменявшие друг друга на протяжении послесталинских лет, так и остались

нелегитимными

(по своей природе чисто «путчистскими»). Во многом именно потому, что преступления против собственного народа не расследовались, нация так и не стала нацией, способной правильно осмыслить собственную историю и принять решение. Так и не были сделаны выводы из того ужасного опыта, который был только что пережит, не введены жесткие запреты на политическую деятельность, ведущую к авторитарному правлению и, возможно, к повторному тоталитаризму. Институты власти так и не были поставлены под контроль общества. Да и само гражданское общество, делающее снова и снова «первые шаги» в защите своих прав, оказалось бессильным.

Призыв Т. Манна и К. Ясперса, многих других великих немцев к расследованию нацистских преступлений был услышан послевоенным немецким обществом. Хотя путь его к осмыслению ответственности нации оказался непростым. Прошли десятилетия, прежде чем признание национальной вины утвердилось, а нацистские преступления были безоговорочно осуждены. Сегодня в Германии отрицание «нацистского прошлого» преследуется по закону.

И еще раз о ретроспективном парадоксе. Чем больше мы свободны и чем больше чувствуем себя гражданами своей страны, тем больше у нас смелости судить о том времени, которого для нас