Морозным февральским утром не важно какого года в одном из родильных домов небольшого провинциального городка Ахтырка в кабинете заведующего отделением состоялся консилиум врачей. В роддоме произошло ЧП. Накануне дочь директора птицефермы красавица Анна произвела на свет весьма странного младенца женского пола. Главврач, опрометчиво пообещавший родственникам роженицы, что все пройдет по высшему разряду, нервно курил в углу, теребил жидкую бороденку и с грустью думал о курочках и пяти десятках яиц, которыми его одарил отец Анны. Яичница, съеденная утром, застряла где-то между горлом и желудком и просилась наружу. Принимавшая роды акушерка, находившаяся здесь же, ковыряла носком тапка кафельную плитку. Две медсестры сидели на стульях с каменными лицами и смотрели на главврача.

– Кто пойдет? – собравшись с силами, спросил главврач.

– Дык, это, вы и идите, Федор Михайлович, идите, мы-то что, наше дело маленькое, – жалобно сказала акушерка.

– Убьет ведь, лихой мужик, как пить дать убьет. – Федор Михайлович икнул и с тоской посмотрел в окно.

– А шо убивать, шо убивать, наше дело такое, мы этого младенца не зачинали, почем нам знать, что там да как, – развела руками акушерка.

Два часа в самолете показались Арусяк самыми длинными на свете. Аннушка делала вид, что дремала, а на самом деле морально готовилась к встрече с любимыми родственниками мужа и с умилением поглядывала на флакончик с пургеном, который она припасла на случай, ежели любимая свекровь решит ее довести до белого каления. Петр сидел, засунув нос в пакет, время от времени поднимал голову и жалобно смотрел на жену, издавая попеременно:

– Ва-а-ах, как мне плохо! Ва-а-ах, когда приземлимся?

– Не надо было на завтрак шашлык лопать, чтобы плохо не было, – ухмыльнулась Аннушка.

– Хотел – и ел, – ответил Петр.

– Тогда страдай, – невозмутимым тоном отрезала жена.