Артём ловил своё отражение в окне автобуса. Он знал, что жив — от пяток до макушки. Знал, что неделю назад ему исполнилось четырнадцать лет, что вместо обещанного лагеря его отправили в глушь Тункинской долины.

— Скукотища… — вздохнул Артём.

В окно он видел зеленеющие овраги, покосившиеся избы. Обдуваемые ветром, вспыхивали вётлы — их листочки, повернувшись исподней стороной, пускали по ветвям холодное пламя серебра. Юноша с унынием поглядывал на придорожные кафе, на сидевших у дороги грибников и ягодников. Закрыв глаза, он мог увидеть значительно больше — весь земной мир…

Прежде взгляд Артёма устремлялся даже к просторам Луны и Марса. Юноша думал, что при желании и определённом везении станет космонавтом, попадёт в космическую экспедицию и улетит путешествовать на галактическом корабле.

— Почему бы и нет! — улыбался он.

Артём любил дедушку. У Виктора Каюмовича всегда было о чём рассказать. Посмеиваясь тихим, заговорщицким смехом, он вспоминал о приключениях юности. О том, как едва не погиб на разливе Амура, как видел извержение Ключевской сопки — километровый столб лавы ещё долго снился дедушке, до того мощной, насыщенной была его красота. Показывал шрамы на спине, оставшиеся после встречи с медведем на диком берегу Витима. Артём, затаившись, смотрел и слушал. Даже трогал дедушкины шрамы. Хотел однажды получить такие же. Сказал об этом маме. Испугавшись, она два года назад не пустила его в поход с дедушкой. Виктор Каюмович уверял её, что всё ограничится двухдневной прогулкой по берегу Байкала:

— Чего ты испугалась-то? Мальчика пора приучать к походной жизни.

— Мам! — просил Артём.

Всё было тщетно. Марина Викторовна и думать не хотела о том, чтобы куда-то отправить сына с дедушкой. Артём не успокаивался, и мама наконец записала его в лагерь. Сказала, что ему надо набраться опыта, прежде чем идти в настоящий поход.

Марина Викторовна надеялась, что после первой же поездки в лагерь сын забудет о тайге, но ошиблась. Его мечты о приключениях только усилились. Он теперь ещё больше хотел путешествовать — как дедушка, приезжать домой после дальней экспедиции и улыбаться тому, с каким интересом все слушают его рассказы.

Проём вывел в тесный коридор между стенами соседних комнат. Артём включил на телефоне фонарик и увидел, что справа начинается спуск. Деревянная лесенка вела в подвал, о существовании которого никто не догадывался. В остальном коридор пустовал.

Тёмный, душный закуток. Приходилось пригибать голову. Узкие ступеньки тихо поскрипывали под ногами. Артём шёл первым, мама — вслед за ним. Держала его за плечи, будто боялась, что они угодят в ловушку или вовсе упадут в пропасть. Артём не сопротивлялся. Сейчас он думал лишь о том, что его ждёт внизу, там, где закончатся ступени.

Спуск оказался на удивление долгим. Не было видно ни начала, ни конца лестницы. Удавалось различить только шершавые, неотшлифованные брёвна стен.

Не оставалось никаких сомнений: дедушка сам проектировал этот дом. Сам придумал этот тайник. В подвале устроил себе рабочий кабинет. Только непонятно: от чего он так прятался? Чем же он занимался в последние годы, если ему пришлось скрываться ото всех глубоко под землёй?

— Артём…

— Идём! — шёпотом приказала Марина Викторовна.

— Стой! — Артём не понимал, что она делает.

Мама схватила его за руку и повела за собой к лестнице.

Они быстро, перескакивая через ступени, ударяясь о бревенчатые стенки, поднимались наверх.

— Хозяева?!

— Сказки это, нет там никакого золота, — Тюрин жевал гречку с тушёнкой и говорил одновременно. — И Дёмина тут никогда не было. Он как был там, на Моткиных щеках, дальше и не совался. Откуда золото берётся, знаешь?

Артём качнул головой.

— Самородки найти всегда приятно. Но вся ценность не в них, а в жиле, от которой они отвалились. Тут ведь как. Сидит себе жила глубоко под землёй. Потом землетрясение выносит её повыше, почти на поверхность. Вот она и торчит себе где-нибудь на склоне. Такую не разглядишь даже с вертолёта. Потом речки эту жилу подмывают. От неё откалываются самородки. Они слишком тяжёлые, поэтому западают в щели, оседают в грунте. Но вода стёсывает с жилы золотой песочек. Вот его как раз вымывает вниз, в долину. По Шумаку и Китою такого песочка много находят, а понять, по какому из притоков он пришёл, невозможно. Мало ли там склонов и отрогов. Можешь по каждому ручейку бегать с лотком, но это ничего не даст. Да и склоны-то крутые, и песок смывает без остатка, а жила после следующего землетрясения прячется назад, это она умеет.

Тюрин на мгновение умолк. Посмотрел на Артёма, понял, что тот едва слушает. Какое-то время продолжал есть молча, а потом вдруг продолжил:

— Самородки, от неё отколовшиеся, сбиваются в гнёзда. Такие гнёзда бывают большими, но отыскать их сложно. Лежат себе под илом или галькой. Не будешь же ты каждую расщелину копать, их тут десятки, сотни тысяч. Хоть всю жизнь лазай по Саянам, а ничего не найдёшь. Должно очень повезти. Вот, говорят, Дёмину и повезло. Наткнулся на такое гнездо. В это я готов поверить. Ну, перепрятал золото куда подальше. Допустим. Всё может быть. Но чтобы бросить схрон, сбежать от него в Иркутск… Не очень-то достоверно. Думаю, надурил он всех. Корчагин вот пишет, что Дёмин оставил карту сыну, а тот её продал — мол, сам не решился идти. Ну да, конечно. По мне, так сын всё и придумал. И белогвардейца Гришавина надурил. Придумал всякие приметы, только бы подальше в тайгу заслать. Расчёт был правильный. Этот его обман и сто лет спустя вон сколько людей одурачил. Оригинально, правда?

— Чего тут? — снова буркнул Чагдар, вглядываясь в лица Марины Викторовны и Артёма.

Заметил прореху во внутренней палатке и оскалился. Одним прыжком подскочил к юноше. Толстыми пальцами вцепился ему в горло. Артём только захрипел от неожиданности.

— Сбежать? От меня?

— Убери свои руки! — Марина Викторовна ударила бурята по шее, но тот даже не вздрогнул. Не оборачиваясь, ладонью ткнул Марину Викторовну в лицо. Артём, почувствовав, что хватка Чагдара ослабла, попробовал вырваться. Извивался в спальнике, дёргал руками.

— Сейчас я тебя научу!

К вечеру лагерь окунулся в облако комаров. Только что их не было, все спокойно сидели у костров, а тут принялись самозабвенно хлестать себя по щекам и голым щиколоткам. Больше всех страдал Джамбул, ведь ему связали руки. Марина Викторовна кормила монгола с ложки, попутно отгоняла комаров, но её саму так кусали, что невозможно было стоять на месте, приходилось дёргаться в странном, угловатом танце.

Появилась мошка́ — крохотные зловредные создания. Они были меньше комаров, но всё их тело, кажется, представляло собой обезумевшие от голода челюсти. Комар втискивал под кожу острый хоботок и довольствовался этим, а мошка выгрызала кусочки кожи, прежде чем прильнуть к сладкому соку капилляров. «Факт», — кивнул своим размышлениям Артём, торопливо расчёсывая укусы.

Здешний гнус был не чета городскому. В Иркутске привередливый комар ещё долго летает над человеком, присматривает себе удобное местечко для посадки. Потом разгуливает по коже, прощупывает участок, отлетает, если недоволен выбором, чтобы потом повторить попытку. В тайге всё иначе. Тут комар пикировал без разбора — с ходу впивался в кожу и начинал жадно, до остервенения напористо пить кровь. Казалось, он только присел, не прошло и двух секунд, а, прихлопнув его, Артём с удивлением обнаруживал красное пятно. Одним ударом он убивал до семи комаров и ещё больше мошки

́

.

Терпеть не было сил. Измучив себя пощёчинами, члены экспедиции разбежались по палаткам. Даже не стали тушить костры и доедать кашу с мясом кабарги.

Гнус успел набиться в палатку. Артём с мамой настойчиво убивали его — размазывали по тряпичным стенкам.

Идти в тумане было утомительно. Иногда он оседал холодным бусом

[27]

, и тогда открывался вид на двадцать-тридцать метров, но затем туман густел, ограничивая обзор до десяти метров — всё, что находилось дальше, терялось в непроглядной дымке.

Под ботинками скрипели камни, ломались сухие корни. Начались останцы. Первые из них появились в тумане тёмными высокими глыбами. Одинокие колонны, расставленные по склону, будто руины древних дворцов или соборов. Когда-то они стояли гордо, осанисто, а теперь осыпались пыльной дресвой, расселись кряжистыми уродцами.

— Откуда они здесь? — прошептал Артём.

— Раньше тут лежало базальтовое поле. А потом выветрилось, промылось, — так же тихо ответила мама.

Говорить громко не хотелось, будто беглецы в самом деле шли по развалинам могучего храма.