Скрежет — и Малкольм проснулся. Он задремал в застекленном крытом переходе, укрыв колени шерстяным вязаным пледом. Посмотрел во двор сквозь сетчатую дверь: каждая проволочка в ней так обросла ржавчиной, что весь двор принял ржавый оттенок. Надо было сто лет назад натянуть новую сетку, но он успел привыкнуть к паутинкам и крошечным стебелькам сухой травы, запутавшимся в ячейках. Во дворе Тео и Коллин заталкивали во взятый напрокат фургон тяжелый фанерный ящик — уголки и шурупы, торчавшие сквозь дно ящика, скрежетали о металл фургона, сдирая краску. Тео сдал темно-синий «форд-эконолайн» задом прямо через весь боковой дворик — останутся колеи.

Малкольм опустил руку на приставной столик, стоявший сбоку, нащупал ингалятор и поднес ко рту. Трижды нажал на кнопку, и стеснение в груди чуть отпустило.

Сын Малкольма, Тео, сам сконструировал этот ящик — по правде говоря, просто огромный солдатский сундук — для хранения спасательных жилетов, поясов, курток и прочего спасательного снаряжения. Проект в целом вызывал у Малкольма отвращение — три листа клееной фанеры в пять восьмых дюйма

[1]

толщиной, железки, наемный фургон — все это, должно быть, обошлось Тео не меньше чем в двести долларов. И такое позволяет себе сорокапятилетний мужик, ни цента не дающий на оплату счетов за продукты для собственной семьи! «Трать деньги, чтоб делать деньги!» — вот что Тео заявил собственному отцу. Ящик был чем-то вроде жеста доброй воли по отношению к владельцу марины,

[2]

который будто бы собирался взять Тео себе в партнеры. И все же Тео не захотел потратить несколько лишних долларов на фанеру высшего качества и не стал покрывать ящик водостойким лаком. Мокрые спасательные жилеты — да этот ящик за один год сгниет! «Так я же для этого отдушины в нем сделал! — объяснил вчера Тео, стоя у верстака в мастерской отца. — И мы проолифим его in situ.

[3]

Когда он будет установлен и закреплен болтами. Мы собираемся его на пристани установить. Рядом с пожарным шлангом. И с трансформаторной будкой». Вот так Тео всегда и разговаривал, еще с тех пор, как мальчишкой был. Добавлял всякие подробности, которые могли быть правдой, а могли и не быть.

— Если просмолить крышку, дождь будет скатываться, — предложил Малкольм.

— Я ценю, что ты хочешь помочь, па, но я сам справлюсь.

Стона проснулся от шума автомобиля: шины громко прошуршали по гравию и остановились так близко, что можно было подумать — машина въехала прямо в гараж. На этот раз он проснулся, не удивившись, сразу осознав, где находится. Ящик стал данностью, новой фазой жизни, затмив собою все, что происходило до него. Двигатель машины выключили, и она откатилась немного, потом еще и еще — двигатель продолжал работать, пока не разогнался и не замолк наконец, издав несколько хлопков. По гравию заскрипели башмаки, двери машины захлопнулись — сначала одна, потом другая. Первым импульсом Стоны было закричать, забиться, удариться головой о крышку ящика. Но эти минуты, эта фаза его жизни уже прошла.

Температура упала. Он был весь мокрый, он замерз, но дышалось ему гораздо легче.

Потом загремела гаражная дверь. Но этого ли гаража? Или это жестоко гремела дверь гаража соседнего, ближнего в длинном ряду? Или следующего за ним?

Свет! Дверь, гремя, закатилась наверх. Свет ворвался в гараж, в ящик, крохотными брызгами просочился под клейкую ленту, к глазам Стоны. Он ощутил, как его омывает свежий воздух. Почувствовал запах утренней росы. Все кончилось. Он лежал неподвижно. Он уже вышел из ящика. Этот ужасающий инцидент уже отошел в прошлое.

Стона почувствовал присутствие в гараже человека — кто-то преграждал путь брызгам света. Он услышал, как поднимают замок, плотно сидящий на задвижке, легкое позвякивание ключа. Петли медленно проскрипели — крышку ящика осторожно подняли и откинули назад. Слышалось чье-то дыхание, по бетонному полу шаркали шаги, но не было никаких голосов, никто не произносил ни слова. Однако был запах, и Стона его узнал — дезодорант «Олд спайс», мыло «Ирландская весна». Это он. Значит, он отвезет Стону куда-то и освободит. Стона даже не пытался заговорить.