Когда я путешествовал по миру в качестве медиума, мне встречалось множество людей, которые проявляли живой интерес к моим занятиям. И у них были вопросы, требовавшие ответа. Было ли это в Токио или Труне, вопросы были одни и те же: существует ли жизнь после смерти? Каково это — разговаривать с умершими? Знает ли мой муж о том, что я все еще его люблю? Не могли бы вы связаться с моей бабушкой и спросить у нее, куда она положила запасной ключ?

Однако большинство людей спрашивают не только о близких им людях. Есть целый ряд вопросов о животных, и они очень похожи на те, что задают мне о покинувших нас близких и духовном мире. Люди хотят знать, будут ли их любимые кошки, собаки, лошади, птицы, крысы и даже морские свинки, которых они считали членами своей семьи, жить после смерти.

Это закономерный вопрос: пребывают ли животные в духовном мире? Могут ли они посылать нам знаки через медиума и делать что-то, чтобы дать знать о своем присутствии, например, передвинуть любимую игрушку или прошмыгнуть за нами? Будут ли они ждать нас после нашей смерти, чтобы поприветствовать? Владельцы животных часто ответственно относятся к жизни своих любимцев, кого-то из них мучает чувство вины, и они часто спрашивают: «Знает ли моя собака о том, почему мне пришлось усыпить ее? Знает ли она, что это было сделано ради ее блага? Может ли она простить меня?» И снова: «Знает ли она, что я по-прежнему ее люблю?»

Я не могу связаться с каждым животным, но стараюсь заверить всех этих людей, что, конечно же, ответом на подобные вопросы будет громкое «да!». Если они сами прислушаются к своим чувствам и к тому, что в глубине души им известно о своих бывших питомцах, то смогут сами понять состояние духа этих животных — у них есть для этого все необходимое.

Мне кажется, иногда люди стесняются спрашивать о своих четвероногих друзьях, оказавшихся в духовном мире. Возможно, это лишь потому, что они боятся выглядеть глупо, беспокоясь о «какой-то кошке» или о том, что с их питомцем «там» может быть что-то не в порядке, или что они вообще «зря тратят время» на сеанс с медиумом. Может быть, кто-то сказал им, что это идиотизм — говорить о своей привязанности к собаке, кошке или лошади, и что вообще любовь к другим живым существам — «всего лишь замена» теплых чувств к ребенку или человеку, которого им не хватает в жизни. Разве логично, что владельцам животных приходится теряться в сомнениях и задавать вопросы о том, что интуитивно им и так известно. Но, если вы верите, что умерший пожилой родственник может продолжать жить и присутствовать в вашей жизни, тогда почему это не может ваша собака или кошка? Они не просто пушистые игрушки.

Забавно сознавать, что у меня было вполне деревенское детство, даже несмотря на то, что первые четырнадцать лет своей жизни я провел в доме с террасой в Спрингберне, на севере Глазго. Это было обычное соседство с миром рабочего класса, но всего десять минут пешком (или около того), и вот ты уже в парке Спрингберн, огромном, состоящем из полей и небольших участков леса, и прудов, где обитали всевозможные птицы — хохлатые поганки, утки и лебеди.

Двадцать минут пешком в сторону Торранса, и вы увидите пространство, занятое болотами у подножия холмов, где по мере продвижения вперед земля превращается в пустошь, покрытую вереском и зарослями утесника с его желтыми цветами и острыми колючками. Я прозвал это место «фазаньими полями», поскольку там было множество восхитительных красных птиц. Это был настоящий рай. Я мог находиться там часами со своими друзьями, братьями и сестрами. Наша мама выгоняла нас из дома, просила чем-нибудь заняться, не влезая в неприятности, и тогда мы прямиком направлялись в поля. Они не были возделаны, и чем выше мы поднимались, тем ближе оказывались к холмам Кэмпси, где природа была еще более дикой. Это было самое волшебное место для игр.

Что мы делали? Мне кажется, мы просто наблюдали, дружелюбно и естественно вступая в мир природы, который разворачивался перед нашими глазами. Часто нас заставала непроглядная темнота, когда мы вдруг вспоминали, что пора возвращаться домой. Это было единственным сигналом к тому, что пришло время пить чай, — становилось абсолютно темно!

Те походы были бесконечными часами открытий: за очень короткое время я приобрел обширные знания о животных и птицах, и все благодаря тому, что наблюдал за тем, как все происходило, — как синица прутик за прутиком строит гнездо, как поет крапивник или как дятел долбит дерево. Было так увлекательно наблюдать за тем, как маскируются или оспаривают свою территорию птицы, и это давало богатую пищу для размышлений. Сегодня, если вам хочется что-то узнать, вы просто задаете строку поиска в Гугле, но ничто не сравнится с непосредственным пребыванием на природе и наблюдением за тем, как она развивается. Мы могли отслеживать жизнь птичьей семьи: от процесса ухаживания родителей до строительства гнезда, высиживания яиц и первой драки между птенцами. Однажды мы видели, как птенцы кроншнепа вылуплялись из своих яиц. В то время мне было двенадцать. Взрослый кроншнеп бегал по земле, притворяясь, что у него сломано крыло (этот вид птиц использует подобный прием, чтобы отвлечь хищников от гнезда с птенцами). Нужно было лишь немного пройти вперед, чтобы обнаружить гнездо с пятнистыми яйцами, которые птенцы кроншнепа пробивали своими длинными клювами, и вскоре из яиц уже вываливались пушистые, серые и черные птенчики. После того, как вылупился последний, они вдруг разбежались в разные стороны и спрятались в траве.

Самым захватывающим приключением было наблюдать за ястребом-перепелятником или лунем, которые парили высоко над папоротником, готовясь броситься вниз, чтобы схватить какое-нибудь несчастное маленькое создание, свою жертву. Еще мне нравилось стоять как можно ближе к оленю, но так, чтобы не спугнуть его или заставить убегать — я понял, что если опустить голову и не встречаться лицом к лицу с животными, они не будут меня бояться. Я читал книги о том, что наблюдал, и гордился тем, что в свои двенадцать лет знаю латинское название каждого вида птиц в Британии.