Предлагаемая публикация представляет собой первое полное издание замечательного исторического памятника — мемуаров графа Федора Петровича Толстого (1783–1873).
Часть «Записок» была опубликована в 1873 г. в журнале «Русская старина» со значительными редакторскими сокращениями и правками. Была опущена почти половина текста рукописи, где Толстой довольно резко критикует нравы высшего света екатерининской эпохи, дает далеко не лестную характеристику императору Павлу I и его сановникам, подробно рассказывает о своих учебных плаваниях в 1800–1801 гг. в Швецию, Норвегию, Данию и Финляндию во время обучения в Морском кадетском корпусе.
Ф. П. Толстой принадлежит к той замечательной плеяде отечественных деятелей культуры, которые составляют славу России. Чем бы Толстой ни занимался — медальерным искусством, скульптурой, графикой, силуэтом, живописью, — он везде смог достичь больших успехов и доныне по праву считается одним из лучших художников первой половины XIX в. Художественные занятия не помешали Толстому не только интересоваться общественно-политическими событиями, но и принимать в них активное участие. В 1810 г. становится масоном, а вскоре и сам возглавляет масонскую ложу «Избранный Михаил». Почти одновременно он становится членом, а затем одним из руководителей тайного общества «Союз благоденствия». Толстой был знаком со многими писателями, поэтами, художниками и композиторами. Его знаменитый салон в разное время посещали А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Н. И. Гнедич, Ф. Н. Глинка, А. Н. Верстовский, Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, И. А. Крылов, М. И. Глинка, А. Н. Майков, А. Ф. Писемский, Т. Г. Шевченко, К. П. Брюллов и многие другие. Частыми гостями были декабристы К. Ф. Рылеев, А. А. и Н. А. Бестужевы, С. П. Трубецкой, Н. М. и А. Н. Муравьевы, С. И. Муравьев-Апостол.
Для всех интересующихся историей и культурой России.
От составителей
Граф Федор Петрович Толстой (1783–1873) принадлежит к той замечательной плеяде отечественных деятелей, которые составляют славу России. Семьдесят лет своей жизни он посвятил любимому делу и известен прежде всего как выдающийся художник-медальер. Современников и потомков удивляла и продолжает удивлять многосторонность его творческих интересов. Чем бы Толстой ни занимался — медальерным искусством, скульптурой, графикой, силуэтом, живописью, — он везде смог достичь больших успехов и доныне по праву считается одним из лучших русских художников первой половины XIX в.
Художественное наследие Толстого богато и разнообразно. На сегодняшний день в музеях и частных собраниях выявлено около двух тысяч его рисунков, акварелей, гравюр, медалей, статуй, барельефов, эскизов декораций, силуэтов
[1]
.
Его рисунки украшали альбомы современников, вспоминая которые Пушкин писал в «Евгении Онегине»:
Записки графа Фёдора Петровича Толстого
Глава первая
«Я родился в царствование императрицы Екатерины II»
Ты требуешь непременно, чтобы я описал тебе, любезный друг
[108]
, мою жизнь с самого младенчества. Вот она по запискам и заметкам, в то же время писанным, начатым с ранней молодости и продолжавшимся во всю мою жизнь, сколько их уцелело и дополнено памятью.
Я родился в царствование императрицы Екатерины II-й
[109]
в доме Кригс-комиссариата
[110]
у Поцелуева моста в 1783 году февраля 10 числа, крещен 17 числа того же месяца, и при крещении пожалован был сержантом лейб-гвардии Преображенского полка и тут же получил от полка отпуск на год: эти отпуска получались родителями каждый год до [моего] исключения из полка
[111]
. Родитель мой, бригадир
[112]
граф Петр Андреевич Толстой
[113]
, управлял в то время Кригс-комиссариатом, потому и жил в здании сего начальства.
Батюшка по тогдашнему [был] очень хорошо образован, которому был сам себе обязан, женился очень молодым человеком в Казани, где служил по комиссариату в чине примьер-майора
[114]
на 14-летней девушке Barbot de Morni, племяннице адмирала Крузе, очень хорошо образованной, очень умной и редкой доброты сердца
[115]
. У них детей всего было 13-ть, но я застал старших меня: Веру, которая была очень хороша, второй по ней был Александр, а за ним два погодка — Владимир и Константин. После него через четыре года родился я, а через два года родилась сестра Надежда, а через год брат Петр. Последняя сестра у меня была Лизавета
[116]
. Не помню, каких я был тогда лет, но помнил ее рождение, бывшее в том же доме, где родился и я. Но она скоро умерла, и помню, что тогда я довольно долго об ней сожалел и, раз проснувшись по обыкновению рано по утру, когда кучер приходил в нашей детской топить печку, я видел совершенно ясно ее возле моего изголовья, сидящею на стуле в том платьеце и черной шелковой обтянутой по головке шапочке, как она лежала больной. Я смотрел на нее и вместе с тем видел кучера, как он в конце комнаты зажигал дрова в печи. С большим удивлением, но без всякого страха, хотя очень боялся домовых и привидений, об которых наслышался от горничных девушек, особливо при раздевании, ложась в свою кроватку. Сняв с себя курточку, жилетку и башмачки, я кидался в постель и поспешно закутывался с головою в одеяло и под ним, закрывая глаза, я снимал чулки и панталончики, которые [клал] как можно ближе к себе под подушку. Не знаю, какую магическую силу полагал я в моих штанишках, что, проснувшись по обыкновению, когда все еще в доме спали, окроме кучера Мирона, топившего печи, я, закрытый с головою одеялом с зажмуренными глазами как раздевался, поспешно надевал чулки и, надев и застегнув шароварчики, я, бодро открыв глаза, сбрасывал с себя одеяло, вскакивал с постели и не боялся уже ничего. Не понимаю, отчего на меня надетые шароварчики имели такое магическое влияние. Если приписать это страху быть высечену, оставив постель без защиты шароварчиками части тела, определенного судьбою на страдания за шалости хозяина, — не может быть, потому что у наших родителей никогда не употреблялось никакое телесное наказание.
Место, которое занимал наш родитель, было такое, в котором предшественники его не только наживали себе хорошее состояние, но и богатство, а он был беден и всю долгую службу существовал одним своим жалованием и оставил службу совершенно без всего. Честь моему отцу была дороже всего. От начальника комиссариата зависело тогда снабжение всех полков армии государства — пехоты, конницы и всех казаков и артиллерии, конной и пешей гвардии, всех гарнизонов городских и крепостных — всеми материалами, необходимыми для полной обмундировки солдат; отпуск денег на жалование офицеров и солдат; отпуск сумм на содержание всех военных ошпиталей
Глава вторая
В Морском кадетском корпусе
Родителей очень заботило мое образование. Двоюродный брат наш, Перфильев, майор Морского корпуса, присоветовал родителям определить меня в этот корпус; на что батюшка тем охотнее согласился, что он считался лучшим из корпусов по наукам и нравственности. Павел Петрович перевел его из Кронштадта в Петербург и поместил на Васильевском острову в здании Греческого корпуса, который был уничтожен. Кадеты Греческого корпуса, которые были из дворян, были определены кадетами в Морской корпус, а не из дворян — гимназистами в тот же корпус
[258]
. Император очень любил Морской корпус и посещал его почти каждую неделю.
Директором корпуса был адмирал Иван Логинович Голенищев-Кутузов
[259]
в такой старости, что уже ходить не мог и вместо него управлял корпусом его сын контр-адмирал Логин Иванович лет тридцати, очень умный, отлично образованный человек и чрезвычайно начитанный и, можно сказать безошибочно, что единственный в аристократическом кругу
[260]
. Он имел жену, считавшуюся по уму, образованию и познаниям первою в Петербурге дамою. Она очень хорошо знала, кроме французского языка, английский, немецкий и итальянский, а что удивительно в то время, что она любила и знала русскую литературу, и все это было при здравом основательном уме и прекрасном теплом сердце
[261]
.
Логин Иванович употребил все средства, чтобы сделать прежний запущенный Морской корпус одним из лучших учебных заведений по нравственности и наукам. Как ротные капитаны, так и дежурные офицеры были отличные учителя, между которыми были люди, известные своею ученостию в Европе, как профессор математики Фус, преподававший в корпусе высшие вычисления и механику
[262]
. Точно так же известный и уважаемый в Европе ученый историограф и профессор статистики Герман
[263]
. Инспектор классов, капитан-командор Платон Яковлевич Гамалей, также весьма ученый и известный в Европе своими математическими познаниями, написавший много книг весьма замечательных касательно флотских наук
[264]
. Написал теорию морского искусства в четырех частях ин-кварто
Глава третья
«Я избрал для служения отечеству неблагородную дорогу художника»
В 1802 году июня 23 числа по окончании курса в Морском корпусе я был произведен мичманом
[398]
в гребной флот и потому оставался жить в Петербурге, что мне давало средство продолжать учиться математике, которую я особенно любил.
Вначале, вышед из корпусу, посещая театры, я более всего восхищался прекрасными балетами [
господина
] Дидло
[399]
. Имея [
способность
] ко всем гимнастическим упражнениям, я скоро пристрастился к балетным танцам и учился у Дидло очень прилежно. Он всем тогда говорил, что если б я посвятил себя совсем этому искусству, то мог бы в нем быть замечательным артистом
[400]
. Я изучил основательно хореографию
[401]
.
А когда вошло в моду у молодых офицеров в некоторых конных гвардейских полках учиться вольтижировать на лошадях, то старший брат мой
[402]
офицер Семеновского полка (учившийся и хорошо вольтижировавший на деревянной лошади, когда был пансионером в кадетском корпусе), ездил тоже в манеж, где учили вольтижировать на настоящих лошадях. Увидев раз это учение, которое мне очень понравилось, и я стал тоже учиться вольтижировать, зная хорошо верховую езду, со всеми ее наездническими хитростями. Почему, будучи совершенно свой на лошади и при моей врожденной ловкости и легкости прыгать, я скоро сделался первым вольтижером между всеми учащимися. Свободно и легко делал [я] на полном карьере лошади все штуки, обыкновенно делываемые в цирках, и один из всех учащихся ездил, стоя на лошади.
Глава четвертая
В гуще общественной жизни. 1810–1830-е годы
В 1814 году я получил за мои восковые работы первые два брильянтовые перстня от императрицы Елизаветы Алексеевны; впоследствии получил от нее еще пять перстней за восковые работы, разные рисунки водяными красками и медали. От императрицы Марии Федоровны — три перстня, а от великой княгини Александры Федоровны
[620]
— один перстень.
В 1816 году в бытность короля прусского
[621]
в Петербурге за исполненное для его величества художественное произведение получил я бриллиантовый перстень с вензелевым изображением имени его величества, короля прусского.
[
В 14-м году государем возвратившимся из Парижа гвардейским полкам сделан парад, на котором были розданы им медали за взятие Парижа, одинакие, как солдатам, так и офицерам, назначенные для всех войск, бывших в Париже. Эта медаль, как и 12-го года, сочинена и резана мною.
Глава пятая
Воспоминания разных лет
[
Пользуясь моей большой мастерской, в которой я расположил свою библиотеку, увидев физико-механический увеселительный кабинет (до которых я большой охотник) так сильно занимающего петербургскую публику господина Робертсона, недавно приехавшего в нашу столицу, я вздумал устроить подобный кабинет и у себя в мастерской, что и удалось мне устроить с успехом, так что все, видевшие мой кабинет, находили его очень любопытным и интересным.
]
Рассказывать, как он устроен и все собственно мною составленные увеселительные фокусные действия, заняло бы слишком много времени. Я расскажу только самые главные и более интересные вещи этого кабинета.
Входя в кабинет в единственные двери из нашей гостиной, по боковым стенам находятся шкапы с библиотекой, а на четвертой стене против самой двери находится футляр стенных часов в виде простой узкой пирамиды, круглый циферблат которых не имеет часовых стрелок, а назначены только одни цифры часов.
