Рига начала XIX века — скучная провинция Российской империи, населенная немецкими бюргерами, русскими купцами и латышскими крестьянами. Иван Андреевич Крылов — еще не знаменитый баснописец, но подающий надежды честолюбивый литератор — вынужден растрачивать молодые годы на государевой службе. Однако у Крылова есть другая, менее известная страсть — карты.
Поиски места, где идет Большая Игра, приводят Ивана Андреевича к некой таинственной француженке, графине де Гаше. Она называет себя ученицей великого Калиостро, знает толк в ядах и, кажется, владеет гипнозом. Графиня связана с компанией шулеров, о ее происхождении и планах доподлинно ничего неизвестно. Однако людей, попавших в сферу ее интересов, находят отравленными или считают пропавшими без вести.
Гениальный баснописец и гениальная авантюристка. Пересечение их судеб становится продолжением одной невероятной, но правдивой истории.
Пролог
— Входите, миссис Джонс, миледи ждет вас, — сказал мистер Дюбуа и улыбнулся.
Улыбка у него была дивная. Морщинки веером разлетались от глаз к вискам, сами глаза чуть щурились, и физиономия сорокалетнего джентльмена, невысокого и ничем не примечательного, становилась такой, словно знаешь этого джентльмена по крайней мере лет двадцать, была в него влюблена еще девчонкой, и не замечаешь тех перемен, за которые следует благодарить старца Время.
Однако они были знакомы всего несколько часов. Сара поняла лишь, что джентльмен, который обращается с простой швеей, как с герцогиней, один из тех французов, которыми теперь полон Лондон. Они часто называются простыми французскими фамилиями из обычного стыда — ведь среди них попадаются и герцоги, и графы, а каково графу ходить в изношенных башмаках, дырки на которых замазаны чернилами? Мистер Дюбуа, впрочем, был одет неплохо, только для француза чересчур ярко. И перстни на пальцах — шесть штук.
Его английская речь была забавна, многих слов он попросту не знал, а прочие выговаривал медленно и с некоторой тревогой — боялся, что честная английская женщина его не поймет. Но она поняла.
Дверь распахнулась, белая рука мистера Дюбуа совершила плавное движение, выразительнее слов сказавшее: сюда, глубокоуважаемая миссис; будь у меня лакеи, как несколько лет назад в моем парижском особняке, прием был бы куда торжественнее.
Глава первая
Бригадирский галун
Лифляндский генерал-губернатор Сергей Федорович Голицын стоял у окна и глядел на скучную серую реку. Слева был наплавной мост, по нему тащились телеги. Справа шел от устья парусник. Прямо — плоский, как тарелка, левый берег Двины с амбарами на сваях, чтобы потопом не повредило коноплю и лен. У причалов — струги, этакие плавучие дома с округлыми крышами. Вот теперь изволь любоваться этим пейзажем, пока государь Александр Павлович не придумает тебе другого занятия. А государь и месяца не прошло, как короновался… или прошел уж месяц?.. Все одно — у него теперь иных забот хватает. Посадил преданного человека в губернаторское кресло, и до поры о нем можно забыть.
Резиденция Сергею Федоровичу сразу не понравилась. Она имела самый унылый вид. И плевать, что в ней уже чуть ли не двести лет сменяли друг друга губернаторы, сперва польские, затем шведские, наконец, российские. Что приятного в толстостенном замке на речном берегу, приспособленном под резиденцию, да не красивом готическом замке с башенками и шпилями, как их рисуют в книжках, а самом простом, имевшем форму квадрата, с двумя огромными башнями по углам? С северной стороны к квадрату прилеплен форбург, который на самом деле конюшня с каретником и немногими помещениями для людей, фасады кое-как приспособлены к современному вкусу — и изволь считать это неуклюжее здание резиденцией!
Хорошо хоть, старинных камней и кирпичей не видать, замок одет в пристройки, как щеголиха в нарядный салоп поверх затрапезного платьишка. Лет двадцать назад к стене, выходившей на замковую площадь, пристроили четырехэтажный корпус — есть, где разместить присутственные места и губернаторскую канцелярию. Но сама площадь!.. Снести-то с нее деревянные хибары — снесли, а придать ей достойный вид позабыли. И сей пустырь у горожан почитается модным гулянием!
Супруга, Варвара Васильевна, тоже, разумеется, недовольна новым жилищем, но ее недовольство было всеобъемлющим. Даму изъяли из ее привычной обстановки, из прекрасной усадьбы, ненаглядной Зубриловки, с садом и всеми службами, где так хорошо на приволье вести хозяйство и растить сыновей. Даму поместили в крепость с узкими улочками, хуже того — в совершенно немецкую крепость. Варвара Васильевна — невеликая любительница светской жизни, но хоть изредка-то бывать в гостях и принимать у себя надо? А тут ее по воле государя замкнули, как в парижской Бастилии — та тоже чуть ли не посреди Парижа стояла, пока не разрушили. В церковь пойти — и то можно из замка не выходить, вон он, коридорчик, ведущий в домовый храм Покрова Богородицы. Очень скоро коридорчик пригодится, октябрь на дворе, начинается осенняя слякоть… в Петропавловский храм, что в Цитадели, дама шлепать по лужам не пожелает… разве что велит закладывать карету и везти себя к храму «Живоносный источник», что при госпитале… Нет, не велит! Будет сидеть злая в старинной хоромине и гонять дворню. Знатный норов, что и говорить!
Сергей Федорович вспомнил, как добрые люди советовали: не женись на рыжей! Оставь рыжую другому жениху; вон он, другой, красавчик Волконский — богаче, образованнее, в свете блистает. Голицын и ростом пониже, и левый глаз от рождения косит преужасно, приходилось щуриться, чтобы скрыть этот порок, и оттого вид у Сергея Федоровича смолоду был подозрительно насмешливый. А вот надо же — любимая племянница светлейшего князя Потемкина Варенька Энгельгард выбрала не Волконского, а Голицына, полюбился он ей, рыжей и своевольной, раз и навсегда. Светлейший охотнее-то отдал бы «улыбочку Вареньку» за Волконского, но с ней ведь не поспоришь.
