Он сделал подряд три глубокие затяжки, погасил сигарету с марихуаной в пепельнице из цветного стекла, налил стакан виски, выпил до дна и, откинувшись на спинку кресла, блаженно прикрыл глаза.

Почему-то сегодня испытанное сочетание наркотика и крепкого виски не торопилось оказать на него своего обычного действия, хотя сигареты были так называемые «три ободка», то есть с наибольшим содержанием марихуаны. Сознание оставалось ясным, только руки и ноги стали ватными, словно по ним только что били палками. Может, выкурить еще? Не стоит! Он всего полгода увлекается этим, а уже успел дойти до «трех ободков». Если и дальше подобными темпами увеличивать дозу, не останется другого выхода, как перейти на «снежок»

[1]

.

Он уже давно работал с американскими советниками, был знаком со многими из них, но никто не внушал ему такого почти суеверного страха, как этот, только что прилетевший из Америки. И хотя, когда их представляли друг другу, было сказано, что новый советник — майор и всего лишь помощник Кромера

[2]

, он мог побиться об заклад, что американец не тот, за кого себя выдает. Скромное воинское звание всего лишь маскировка. По-видимому, предстоит какая-то операция. Опыт подсказывал ему, что всякий раз в подобных случаях таким, как он, предстояло много хлопот. Так было при французах и так оставалось сейчас, при американцах. В самом деле, не станет же Белый дом посылать сюда важную шишку только для того, чтобы копаться в мелких делишках его и ему подобных? Это только Тхиеу

[3]

в речах по радио и на встречах с высшим офицерством разглагольствует о том, что «решительно искоренит взяточничество, очистит ряды, осуществит подлинную демократию, подлинный прогресс общества» и так далее и тому подобное… Он скривил губы в усмешке. Все, начиная от американского президента, настолько прониклись духом бизнеса, что тот, кто не берет взяток, просто не достоин носить звание офицера республиканской армии!

Они хотят испытать его преданность этому режиму? Пожалуйста, ему совершенно нечего бояться. И его отец, и он всю жизнь прослужили в армии, сначала у французов, а теперь у американцев, его сын даже образование получил в Соединенных Штатах. Кстати, недавно, когда решали, кого послать учиться на факультет психологической войны в высшее военное училище в Вест-Пойнте, выбор опять же пал на его сына.

Остаются только служебные дела. Вот от этого-то у него и болит голова. Он никогда не изменял своему испытанному методу: требовал от управления безопасности, тайной гражданской и военной полиции арестовывать как можно больше, пусть даже это будут люди, лишь только подозреваемые в связи с вьетконгом

Ту, владелец маленькой харчевни, — они с женой торговали хутиеу

[15]

, - голый по пояс, с клетчатым шарфиком на шее, громко сказал:

— Господи, тетушка Ба, что это вы так припозднились сегодня с вашими пирожками? Я уж все глаза проглядел!

Женщина, которую он назвал тетушкой Ба, только молча посмотрела на него, продолжая осторожно пробираться со своей подвешенной на коромысле поклажей среди множества крышек от корзин с самым разнообразным товаром, разложенным на тротуаре. Она миновала харчевню Ту и поставила свою ношу неподалеку, прямо напротив входа в какую-то небольшую лавчонку.

На вывеске, выкрашенной желтой масляной краской, серыми неровными буквами было выведено: «Ан Лой. Скупка и продажа транзисторов, радиоприемников и электроприборов». Вокруг надписи красовались квадраты, круги, шестигранники, овалы, соединенные между собой замысловатыми разноцветными линиями, а в небольшой стеклянной витрине были разложен транзисторы и всевозможные электроприборы.

Тетушка Ба вынула из корзины складной стульчик, поставила его на землю и села спиной к лавчонке. Пригладив растрепанные волосы, достала бетель

[16]

и принялась его жевать, обмахиваясь нейлоновым веером. Зазывать покупателей не было нужды — на этой многолюдной тесной улочке всем давно уже полюбились ее блинчатые пирожки. Тетушка Ба приходила сюда каждый день не позже восьми, ставила свои корзины там, где оказывалось свободное место, и к двум часам дня уже успевала все распродать. Все знали, что ей около сорока, что семья ее в деревне, где-то километрах в сорока от Сайгона, муж и старший сын служат там в гражданской обороне, а сама она живет здесь у родственников, раза два в неделю ездит в деревню покупать рис, чтобы делать из него муку. Знали также, что в семье ее много едоков, но мало рабочих рук, поэтому она почти никогда не вылезает из долгов.

Точно в назначенный день, утром шестого июня, Винь Хао стремительно вошел комнату, где находился его личный коммутатор, и рявкнул сержанту, вытянувшемуся по стойке «смирно» рядом с аппаратом:

— Соедини с номером 03-121, линия А-7!

— Слушаю!

Винь Хао тяжело вздохнул, огляделся. Неизвестно, как отреагирует американский советник на то, что отпущенные им пятнадцать дней прошли практически безрезультатно — никаких следов агента вьетконгоцев в отделе обнаружить не удалось. Впрочем, верно ли предположение господина советника, что в отдел проник такой агент? Может, господину советнику просто нужна жертва для того, чтобы быстрее прославиться?

— Господин полковник, соединяю.

Подполковник Фонг неторопливо шел по тротуару, рассеянно глядя на поток пешеходов и транспорта, обычный для сайгонских улиц в этот предвечерний час. Много сил он положил на то, чтобы выработать походку, как у американского генерала Макартура, насмешливый взгляд, как у английского генерала Монтгомери, столь же подчеркнуто аккуратный стиль в одежде, как у французского генерала Де Линареса, и дерзкий, независимый вид, как у Нгуен Као Ки. Он был твердо убежден, что через пять-шесть лет непременно станет генералом, поэтому нынешние тренировки казались ему весьма своевременными.

От его дома до места службы было почти три километра, но дважды в день он проделывал этот путь пешком. Он боялся располнеть — несмотря на его тридцать три года у него уже намечалось брюшко. Если дать себе поблажку, то к тому времени, когда ему присвоят генеральское звание, он так располнеет, что все его нынешние тренировки перед зеркалом пропадут впустую! Но, как говорится, чем длиннее пояс, тем короче жизнь. Конечно, ограничив себя в еде, можно было бы стать стройнее, но всякий раз он не мог удержаться от искушения вкусно поесть. Тогда он закуривал сигару и выпивал чашечку крепкого кофе, с грустью размышляя над своей пагубной слабостью.

Неожиданно к нему подошел незнакомый, хорошо одетый мужчина, вежливо поклонился и произнес:

— Господин подполковник, господин Стивенсон ждет вас у себя. Соблаговолите сесть в машину.

Фонг, стиснув зубы, попытался собраться с мыслями. Ловушка, подстроенная вьетконгом! Кто такой Стивенсон? Бдительность прежде всего! А если это не ловушка и кто-то из американских советников действительно желает переговорить с ним? В таком случае, отказываться неучтиво, кроме того, его могут счесть трусом. Нет, надо сесть в машину, но быть начеку!

Капитан Хоанг повернулся на левый бок. Он проснулся уже давно, но вставать не хотелось. Взглянул на часы, стоявшие на японском столике, похожем на распускающуюся хризантему. Шесть часов восемь минут. «Все равно уже не заснешь. Сегодня, наверное, будет еще жарче, чем вчера… Встать, встать, принять душ и завтракать», — подумал он, но продолжал лежать, лениво прикрыв глаза.

Вчера вечером он лег очень поздно, после небольшой дружеской вечеринки, на которой, впрочем, пришлось довольно много выпить, и сегодня у него побаливала голова. Вообще-то он один мог осилить бутылку бренди, однако на всех вечеринках предпочитал пить весьма умеренно. Если же его побуждали пить еще, он прикидывался пьяным, умышленно играя роль пьяного среди действительно пьяных, но претворявшихся трезвыми людей. «И так каждую субботу! Весьма возможно, что то же самое мне предстоит и сегодня. Ну и пусть, лишь бы только это шло на пользу делу…» — подумал он не открывая глаз.

Но тут же, сделав над собой усилие, капитан поднялся, нашел ногами домашние сандалии и прошел в ванную.

Он предпочитал не жить в офицерских казармах, а снимать две небольшие комнатки в частном доме. Передняя комната служила гостиной, задняя — спальней, из нее был вход в ванную. «Молодому капитану, здоровому, в расцвете сил и к тому же неженатому, приличествует жить именно так», — частенько поговаривал он знакомым, многозначительно при этом подмигивая.

Позавтракав, он запер дверь гостиной, потом запер дверь, соединяющую обе комнаты, достал с книжной полки, подвешенной у кровати, небольшой томик, на переплете которого было написано «Астрология», и открыл его на сорок третьей странице. Поглядывая на строчки книги, он стал писать пятизначные цифры на маленьком листке бумаги. Затем достал портативный магнитофон, вставил новую кассету, установил скорость вращения шесть с половиной оборотов в минуту. Взяв в правую руку небольшую алюминиевую трубку, а в левую магнитофон, принялся, постукивая трубкой по столу, записывать шифровку. Отстучав ее два раза подряд с интервалом в две минуты, он вновь включил магнитофон, чтобы проверить, все ли правильно записано. Затем установил обычную скорость вращения и поверх свежей записи сделал другую — записал музыку, которую по воскресным утрам передавало сайгонское радио. Если случится непредвиденное и кассета попадет в руки врага, до шифровки добраться будет нелегко.

Последние несколько дней город бурлил — ходили слухи о том, что инвалиды войны готовят самый настоящий бунт. Слухи ширились и быстротой ветра облетали весь город и его окрестности. Обитатели наперебой рассказывали друг другу страшные истории о том, что какой-то в конец пьяный капитан десантных войск уложил наповал выстрелами из пистолета трех инвалидов прямо у входа на рынок Бентхаль, другой инвалид сжег себя среди бела дня на глазах у прохожих на проспекте Зя Лонг, а некто в квартале «Икс» подмешал дуста в еду, предпочтя такую смерть вместе с женой и шестью детьми медленному умиранию от голода. Поговаривали также, что инвалиды разграбили один из армейских складов и у них есть даже пулеметы и гранаты.

Острые статьи, публикуемые изо дня в день в печати, только подливали масла в огонь. Обыватель пребывал в панике. В некоторых общественных местах действительно произошли стычки инвалидов с городской и военной полицией — перестрелки и поножовщина, которые еще более усилили атмосферу напряженности и страха. Вслед за этим начались выступления молодежи и студентов в защиту политических прав. Обстановка все более и более накалялась.

Правительство тут же изменило тактику. Во всю старались радио и газеты, предоставляя трибуну видным политическим деятелям, а те на все голоса превозносили вклад, который ветераны войны внесли в борьбу против коммунизма, и направо и налево раздавали обещания увеличить ежемесячное пособие для инвалидов и ввести для них всякие льготы… Наконец канцелярия президента распространила официальное сообщение о том, что в городе организовано шестнадцать пунктов, где инвалидам войны будут раздаваться подарки и единовременное пособие.

…Бинь как всегда работал, сидя у окна за прилавком, когда вдруг услышал звук клаксона и громкие голоса. Он поднял голову. Лавируя среди лотков бродячих торговцев, к его лавочке подъехала «хонда». Сидевший в ней молодой человек в клетчатой рубашке и шортах потряс почтовым конвертом чуть ли не перед самым носом Биня.

— Чудеса! На конверте написано «Господину Чан Биню, владельцу лавки «Ан Лой». Думал, солидная фирма, а тут вон какая дыра! Еле нашел! Принимай послание, отец!

«…Итак, вводная часть закончена. Они полагают, что загнали меня в угол, поэтому теперь весь упор будут делать на сотрудничестве, о котором прозрачно намекал Винь Хао. Тянуть они не станут, это не в их интересах. Нужен им я судя по всему в течение длительного срока, поэтому грубых методов тоже применять не будут. Вот эти-то два обстоятельства я и должен использовать в своих интересах».

Бинь, продолжая напряженно размышлять, прошел в ванную комнату, вымыл руки, затем снова вернулся на прежнее место, взял сигарету и закурил.

…Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошли Винь Хао и Фонг. И на этот раз оба были с портфелями.

Усаживаясь, Винь Хао спросил:

— Ну как, господин Бинь? Успели вы проанализировать то, что увидели и услышали здесь?

Человек в черном проводил Биня в спальню. Там стояли аккуратно застеленная широкая кровать под пологом, рядом книжный шкаф. На тумбочке у кровати горела маленькая настольная лампа. Большой зеркальный шкаф был приоткрыт, и можно было видеть висящие там дорогие костюмы. На одном столе были расставлены в ряд бутылки с винами и прохладительными напитками, на другом стояли телефон, календарь, лежали письменные принадлежности.

— Меня зовут Чать, — сказал человек в черном, — я буду прислуживать вам. Если что либо понадобиться, соблаговолите нажать вот на эту кнопку, и я сразу же приду. Всякий, кто захочет войти в вашу комнату, должен предварительно позвонить. Если вы согласны впустить его, вам надо нажать вот на эту кнопку. Прошу вас сообщить, каким блюдам вы отдаете предпочтение, что хотите получить на завтрак, обед, ужин, что желаете перед сном. Если вам это удобно, я прикажу приносить вам еду в половине седьмого, в одиннадцать, половине шестого и половине десятого вечера. В вашем распоряжении также две служанки — Тует Чинь и Зьеу Хюен, на их обязанности уборка комнат, стирка белья, массаж и прочее. Младший лейтенант Шанг и семь охранников следят за домом круглые сутки. В ваших комнатах хорошая звукоизоляция, шум с улицы сюда не проникает.

Сложив руки и наклонив голову, он подождал, не скажет ли чего-нибудь Бинь, но, видя, что тот молчит, вежливо поклонился и вышел.

…За ужином Бинь заставил себя съесть несколько ложек риса и выпить чашку овощного супа. Немного отдохнув, он прошел в ванную.

Шесть дней подряд в пять часов вечера в спальне у Биня звонил телефон. Бинь медленно поднимался с кровати, нехотя брал трубку. Разговор занимал немногим более одной минуты.

— Здравствуйте, господин Бинь. Ну как, вы еще не переменили своего решения?

— Еще раз повторяю вам, что никогда не предам свою партию и свою родину.

— Прекрасно! Что ж, буду ждать. Желаю всего хорошего. До свидания.

— До свидания.

Шестого сентября уже в восемь утра Винь Хао и Фонг были у Стивенсона. Они сидели в глубоких креслах и почтительно внимали речи своего хозяина, как всегда, восседавшего за письменным столом.

Прошло больше двух недель, как Биня заточили в Комитете помощи инвалидам. За это время Винь Хао и Фонгу не раз доставалось от Стивенсона. Как-то Стивенсон даже прямо сказал им: «Два офицера, сотрудники отдела стратегической разведки, не стоят и мизинца одного кадрового разведчика вьетконговцев!» Самым же огорчительным было то, что оба они никак не могли понять, чего же хочет их хозяин, и, таким образом, не могли угодить ему. Они согласны были терпеть любую ругань, лишь бы в конце концов уяснить, что же все-таки от них требуется. А вот господин Стивенсон почему-то принялся самодовольно похваляться успехами, достигнутыми за прошедшие полмесяца.

— Никогда не следует недооценивать своего противника. Вас постоянно преследуют неудачи, и все это только потому, что вы ни в грош не ставите врага. Однако сейчас у меня есть все основания сделать следующий вывод. Бинь — кадровый разведчик, весьма способный, однако на международный класс не тянет. А это значит, что он не способен противостоять мне. Вообще-то, следовало бы поручить произвести всю эту работу вам. Операция «Альфа», проект которой набросал полковник Винь Хао и которую одобрил сам президент, развивается нормально, и в этом, надо отдать должное, есть моя немалая заслуга. Сейчас самое главное — убедиться, что противник не станет использовать никаких уловок, чтобы вывернуться из наших рук и всадить нам нож в спину. Только наверняка зная это, можно продолжить операцию «Альфа», полностью возложив ответственность за нее на офицеров республиканской армии. Я имею в виду, конечно, вас двоих.

Стивенсон поднялся и, опершись руками о стол, наклонился к Винь Хао и Фонгу:

— Вы верите в то, что Ханой не пойдет на уловки, чтобы потом всадить нам нож в спину?