Главное в нашей работе — помнить, что не занимаешь чужого места, и не пытаться стать лучше настоящей бабушки. Ты и есть настоящая. Во всех смыслах. Если с каждой новой семьей ты поднимаешься до новых высот беззаветной любви, тебя ждет хорошая карьера. Иногда то, чем ты занимаешься, кажется странным. Да что говорить — ты выбрала невообразимо странную профессию.

У меня никогда не было собственной семьи. Я не выходила замуж — не видела смысла. Большинство родственников умерли, а с теми, кто еще жив, я не общаюсь. Со стороны я произвожу впечатление старой холостячки, давно сделавшей свой выбор. Я люблю одиночество и если ложусь с мужчиной в постель, то это не значит, что я готова провести с ним остаток жизни. Я счастлива и никому не позволю лезть к себе в душу. Впрочем, и семейная жизнь не вызывает у меня отвращения: муж, дети, внуки, фотографии на каминной полке, визиты на Рождество, пышные похороны, люди, которые унаследуют твои накопления. Я живу в свое удовольствие, но уважаю выбор других. Наверное, поэтому, прочтя объявление в местной газете: «Нужны бабушки. Никакой квалификации не требуется», я решила попробовать.

С тех пор я работаю в компании «Бабушка напрокат. Услуги нуклеарным семьям». Схема проста. Есть множество — гораздо больше, чем вы думаете — преуспевающих молодых семей с детьми, потерявших престарелых родственников. Родители не желают, чтобы дети были в чем-то ущемлены, поэтому нанимают нас.

Я работаю бабушкой в пяти семьях на юго-востоке. Все роли непохожи, хотя лучше всего я перевоплощаюсь в бодрую моложавую старушку, мастерицу на все руки, обычно со стороны отца. Мне пятьдесят шесть, но я берусь за роли как постарше, так и помоложе. Остальные детали семьи утрясают с компанией. Мое изображение вставляют в старые фотографии, придумывают правдоподобную историю моего появления, планируют визиты и звонки.

Для каждой семьи (мы называем их «объектами») я должна выучить семейную историю за восемь поколений. Приходится напрячь мозги, зато платят неплохо — десять тысяч в год за «объект» плюс полный страховой пакет. Мне нравится тратить деньги без оглядки, но держусь я за эту работу не из-за денег.

Я считаю шаги, потому что моя жизнь тосклива и беспросветна. Каждый день я тащусь на фабрику, переставляя ноги одну за другой и присваивая каждому шагу порядковый номер. Это успокаивает меня, примиряет с невыносимостью жизни. От квартиры, которую снимаем мы с братом, до фабрики — всего семь тысяч сорок пять шагов. Всякий раз я выбираю новый маршрут, пытаюсь шагать более размашисто или, напротив, снижаю темп, укорачивая шаг. Это игра — пусть жалкая и странная — делает меня немного счастливее. Упорядоченность придает смысл течению времени. Игра занимает мои мысли, удерживает от взрыва, прогоняя горькие назойливые думы, прежде чем я оказываюсь в очереди перед воротами, а затем в сортировочной, где восемь часов подряд сверху дождем сыплются буквы.

Я работаю сортировщиком на головной фабрике, производящей таблички для скраббла фирмы «Харсбро инкорпорейтед». В каждом из пяти громадных цехов сто сортировщиков копошатся в груде деревянных табличек, которые скатываются вниз по специальному желобу. Несколько раз в смену загораются синие огни, звучит сирена. Тогда рабочие встают с колен и слушают клацанье тысяч А, Ж и Р — словно тысячи машинисток одновременно ударяют по клавишам. Я ползаю на коленках посреди алфавита в поисках буквы Й. Работа как работа, ничего захватывающего.

В любой набор скраббла кладут букву Й — гипотетическую возможность для йоги, йоты и йодля. Другими словами, на каждую сотню прочих букв приходится только одна Й, и прежде чем мне удается набрать с десяток, приходится перелопатить тысячи табличек. Сортировщики получают жалкую почасовую плату плюс крохотную премию за каждую букву, поэтому неудивительно, что я не испытываю к своей работе теплых чувств. Я сортирую Й почти три года — с тех пор, как мне исполнилось двадцать, — и хотя неплохо освоил эту операцию, всякий раз, когда касаюсь подушечками пальцев деревянных табличек с А, Е и К, я мечтаю их собирать.

Сегодня я нашел пятьдесят три Й, вчера было сорок, позавчера — шестьдесят три. Как и большинство опытных сортировщиков, я умею находить Й на ощупь, словно слепой, читающий алфавит Брайля. Самый простой способ — перевернув табличку, отбросить ее в сторону. Сортировщики передвигаются быстро, успевая перелопатить на одном месте несколько пригоршней букв.