хотники прислушались к лаю собак: где-то недалеко натасканные опытными псарями четвероногие помощники человека гнали зверя прямо к месту их последней смертельной схватки. Наконец, прямо на Людвига Костюшко и Юзефа Сосновского выскочил огромный секач, а за ним все его перепуганное семейство: кабаниха и четыре подсвинка. На секунду секач вдруг остановился, почуяв опасность, и резко свернул в сторону густого кустарника, уводя за собой кабаниху с поросятами. Но этот путь оказался для них кратчайшей дорогой к смерти, которую человек заранее приготовил для отступления именно в этом направлении.

Загнанный в непроходимую чащу, окружённый собаками, загонщиками и охотниками, секач повернулся своими огромными и острыми клыками в сторону своих убийц. С налитыми кровью глазами, он готовился стоять насмерть, защищая свою лесную семью. Расправа длилась недолго: люди оказались сильнее и хитрее зверей, и вскоре всё стадо после короткого и кровопролитного сражения пало под выстрелами мушкетов и ударами пик.

Уже около недели Людвиг Костюшко гостил в поместье у своего соседа и друга молодости Юзефа Сосновского, писаря Великого княжества Литовского. За это время ими было немало выпито хорошего французского вина и домашней крепкой настойки, обсуждено злободневных столичных и местных новостей. Сосновский же, благодаря своей должности, хорошо был осведомлён обо всём, так как постоянно находился в гуще всех политических событий, происходящих в Речи Посполитой и за её пределами.

Но всему приходит конец на этом свете, и дорогой гость собрался уезжать домой, оставляя хозяина коротать короткие зимние дни и длинные вечера со своими слугами и женой. Теперь пани Сосновская будет требовать от мужа, чтобы они вернулись назад в Варшаву. Его супруга так не хотела покидать столичное общество и, пусть не на долгое время, перебираться в деревенскую глухомань.

экля с волнением ждала возвращения мужа. Людвига она любила, но иногда у неё появлялся страх за детей, за себя, за всю семью, за хозяйство, которое постепенно приходило в упадок. Это был не просто какой-то человеческий страх перед чем-то ужасным, а скорее волнение перед неизвестным будущим, которое могло бы стать причиной изменения того образа жизни, к которому она привыкла с детства.

Тэкля родилась в семье православных зажиточных помещиков Ратомских. Семья была большая, а крепкое хозяйство вызывало уважение и зависть у соседей. Её же отец, за свою рассудительность и деловую смекалку, в округе, где они жили, заслуженно имел репутацию добропорядочного семьянина и рачительного хозяина. И всё-таки местное панство вскоре нашло повод поговорить о делах семьи Ратомских в кругу представителей женского пола. Эта вечная, как сама жизнь, тема долго обсуждалась на «девичниках» не только среди солидных мамок, имеющих многочисленное семейство, но и среди молодых паненок, которые были на выданье.

А повод для таких пересудов всем предоставил красивый польский шляхтич Людвиг Костюшко, который прислал сватов в дом Ратомских. «Купец» был уже в солидном для жениха возрасте, когда все решения принимаются самостоятельно: где и с кем жить, что и сколько сеять и кому предложить стать его спутницей в этой грешной жизни. Но когда сваты прибыли к месту назначения за «товаром», то родители Тэкли, молодой 18-летней красавицы, не хотели открывать ворота для таких гостей. Причина же такой неприязни к сватам была только одна — все члены семьи Костюшко были католиками, а все предки Ратомских до пятого колена были православными.

Такая религиозная неприязнь обычно не выражалась открыто между семьями различной веры, проживающих в одной местности. Однако в душе каждого католика или православного сидел маленький чертёнок, который мутил религиозную воду, Этот бес не давал душам людей спокойно принимать тот факт, что люди перед Богом все одинаковы и равны. Даже несмотря на их веру и на то, как они крестятся: справа налево или наоборот. А тут ещё ксёндзы с одной стороны, а православные священники с другой стороны не совсем лестно отзываются друг о друге на воскресных проповедях. Разжигая религиозную неприязнь к инакомыслящим, «святые отцы» лишний раз давали повод простым смертным косо смотреть на своего соседа, призывая помнить о вере, которую каждый из них преподносил как единственно правильную и истинную.

 жизни каждого человека происходят события, которые по какой-то причине навсегда врезаются в его память. Он до самой смерти не забывает о них и вспоминает даже те мелочи, которые могут показаться совсем незначительными по сравнению с крутыми поворотами его судьбы. События же того летнего дня 1754 года в памяти маленького Тадеуша почему-то останутся не какими-то расплывчатыми воспоминаниями детства, а отпечатаются в его сознании с чётким ходом всего, что мальчик видел и слышал.

Прошло восемь лет после того, как младенец Тадеуш получил второе крещение. Жизнь в усадьбе Костюшко шла обычным чередом и мало чем отличалась от жизни шляхтичей, подобных Костюшко. В тот день во дворе слышался радостный голос старшего брата Иосифа, которого отец усадил на самую спокойную лошадь в хозяйстве и сегодня обучал его правильно держаться в седле. Людвиг гонял лошадь по кругу, держа в своих сильных руках длинный повод, и внимательно следил за сыном, подбадривая его голосом.

А Тадеуш в это время сидел в маленькой, но уютной комнате, читая библейские рассказы о том, как Господь сотворил Землю за шесть дней. Он никак не мог понять, как это можно сделать, и всячески пытался представить себе огромного человека, который, сидя у себя дома на Небесах, что-то делает своими тоже огромными руками, в результате чего появляется земной шар. Ведь его мать говорила, что Земля, на которой живут все люди, похожа на большой шар, а вот этого Тадеуш никак не мог понять. Почему же люди не скатываются по нему, и почему Земля всё-таки круглая — ведь сколько ни смотрел вдаль восьмилетний Тадеуш, он видел только плоские поля, засеянные пшеницей, и кое-где вдали были видны небольшие холмики, покрытые редким лесом.

Во дворе громко вскрикнул Иосиф. Лошадь дёрнулась в сторону, и мальчик чуть не свалился, теряя равновесие. Уцепившись за холку лошади, ему удалось удержаться в седле. Тадеуш услышал испуганный крик брата и выглянул в окно. Как же ему хотелось оказаться сейчас на месте Иосифа! Но отец не торопится обучать Тадеуша верховой езде, говорит, что ещё маловат. А ведь он давно читает и пишет лучше старшего брата, а математические примеры вообще Иосифу не поддаются для решения. А Тадеуш решает их быстро и правильно.

танислав Понятовский возвращался в своё поместье Волчин вместе с Антонием Тизенгаузом из Гродно, где местная шляхта собиралась для выдвижения из числа своих депутатов достойного представителя в сейм Речи Посполитой. И хотя усилиями и влиянием своих родственников Чарторыских место депутата там для Станислава было «забронировано», но следовало соблюсти формальности, чтобы не дать возможности кому-нибудь из оппозиции Чарторыских усомниться в законности присутствия молодого Понятовского на главном сейме государства.

Уже недалеко оставалось до поместья, родового гнезда Понятовских, когда карета миновала стены, почерневшие от огня большого пожара 1748 года, которые когда-то представляли собой дворец магната Михаила Сапеги. Станислав был ещё тогда совсем мальчишкой, но хорошо помнил, сколько шума и пересудов наделал этот пожар в высшем свете. Так никто до сих пор и не выяснил, отчего однажды ночью загорелся дворец и кто был виноват, был ли это умышленный поджог или просто чьё-то небрежное обращение с огнём. Факт остаётся фактом: в одну из летних ночей, когда хозяева крепко спали, их разбудили громкие крики придворных слуг. Выглянув в окно и увидев, как языки пламени вырываются из окон его дворца, могущественный магнат сразу всё понял. Но каким бы он ни был могущественным, Михаил Сапега ничего не мог сделать с силой и безумной пляской огня, пожирающего всё на своём пути. Выскочив из тёплой и уютной постели в ночной сорочке, он вместе со своей семьёй через минуту уже был в парке дворца, откуда с горечью и обречённостью наблюдал, как бушующая стихия уничтожает его детище...

Воспоминания детства Станислава прервал Антоний Тизенгауз. Он с молодой горячностью продолжал рассказывать Понятовскому о том, как сделать Речь Посполитую развитым современным государством: сильным и влиятельным во всей Европе.

— Пойми, Станислав, сила любого государства прежде всего в его экономической независимости, — доказывал он свою теорию. — А когда государство имеет развитую экономику, тогда появляются деньги на содержание сильной армии, на развитие культуры, на обустройство всего общества...

осле блистательного общества при французском дворе и бурной парижской жизни, полной любовных романов, Станислав Понятовский направлялся в столицу России, грустно посматривая в тусклое окно кареты. Небольшие русские деревни, болотистая местность и пёс, стоящий сплошной стеной, тем более не могли улучшить его плохое настроение. «Скорее бы добраться до Санкт-Петербурга», — думал Понятовский, уныло разглядывая необъятные российские просторы. Ему не терпелось скорее прибыть к месту назначения и окунуться в новую для него среду, блистать (Станислав был уверен, что так и будет) уже в новом обществе.

Старанием влиятельных родственников Чарторыских, которые внимательно следили за дипломатической деятельностью Станислава Понятовского, он получил должность литовского стольника при дворе российской государыни Елизаветы Петровны и принял её как необходимость для продолжения своей карьеры. При этом Станислав Понятовский понимал, что попасть ко двору российской императрицы ему было не так просто. Именно там велась большая политическая игра и плелись клубки дворцовых интриг, существенно влияя на европейскую политику в целом. Поэтому молодой карьерист понимал, что Чарторыские возлагают на него большие надежды, направляя его в Россию. Именно здесь, в этой загадочной для многих европейцев стране Станислав Понятовский сможет приобрести тот опыт и связи, которые помогут ему получить корону, о которой в то время молодой дипломат даже и не Думал.

Но в должности литовского стольника Станислав пробыл не долго: благодаря своему уму, образованию и внешности, которой он покорял женские сердца (Станислав Понятовский был красивый мужчина с особой элегантностью и изяществом светского вельможи), вскоре он становится секретарём при английском посольстве в Петербурге.

Станислав был очень доволен новым назначением: частые светские приёмы, балы и разного рода придворные развлечения позволяли ему много общаться не только в рамках дипломатического этикета, но и налаживать полезные контакты с лицами женского пола, которые принадлежали к высшему российскому светскому обществу. Через такие связи он черпал в изобилии нужную ему информацию, плетя свои нити политического шпионажа, или просто пользовался ими в своё мужское удовольствие.