Книга — рассказ о жизни и творчестве выдающейся английской актрисы Вивиен Ли (1913–1967). В рамках биографического повествования автор описывает Вивиен Ли не только как последнюю английскую романтическую актрису, но и как актрису психологической школы в западноевропейском искусстве второй половины XX века. Ее работы в шекспировских пьесах («Гамлет», «Макбет», «Антоний и Клеопатра»), в пьесах Шоу и современных европейских и американских драматургов («Трамвай «Желание» Т. Уильямса, «Антигона» Ж. Ануя) принадлежат к вершинам актерского мастерства на сцене. Немало ролей сыграла В. Ли в кино. «Леди Гамильтон», «Мост Ватерлоо», «Унесенные ветром», «Корабль дураков» — заметные явления в истории кино.
От автора
В 1967 году, через несколько месяцев после смерти Вивиен Ли, автор новой биографии знаменитой актрисы, Гвен Робинс, делилась с читателем двумя поразительными наблюдениями: во-первых, одна из молодых англичанок на вопрос: «Что вы знаете о Вивиен Ли?» — ответила неуверенным: «Кажется, она была актрисой?»; во-вторых, полная правда о героине Робинс может быть обнародована лет через сто, не раньше, когда не будет в живых остальных участников драмы Вивиен Ли.
Что касается «короткой» памяти некоторых англичан, в этом нет ничего экстраординарного. Даже наоборот — такова логика Общества потребления. Сегодня памятью управляют средства массовой информации, а печать, радио и телевидение Запада живут сегодняшним днем, минутой. Как ни велик человек, вчерашняя слава не пропуск в настоящее. Средства массовой информации тут же «изымают» из обращения имена тех, чье искусство, судьба или трагедия еще недавно привлекали интерес массового зрителя или читателя.
Можно, конечно, негодовать (Вивиен Ли была одной из самых ярких актрис английской сцены на протяжении трех десятилетий, а ее участие в таких фильмах, как «Унесенные ветром», «Леди Гамильтон» и «Трамвай «Желание», принесло ей мировое признание в эпоху, когда кино Запада не жаловалось на недостаток выдающихся актеров), но у индустрии развлечений свои законы и возмущение не поможет. Тем более что Робинс ошиблась — настоящие поклонники искусства (в том числе и молодые англичане) помнят и любят Вивиен Ли и до сих пор стоят в очередях на фильмы с ее участием.
Не забыл Вивиен Ли и мир «шоу-бизнеса»: оказалось, что спекуляция на личной жизни актрисы может принести деньги даже после ее смерти — как прежде спекуляция на ее преданности профессии актера или на ее болезни. «Правду» о Вивиен Ли опубликовали не через сто лет, а гораздо раньше, и никого не волнует, что в погоне за деталями личной жизни авторы новых книг оставили без внимания великую актрису.
Хорошо известно, что Вивиен Ли испытывала брезгливое чувство к рассказам о «частной» жизни знаменитостей и к любителям подобных рассказов. Не один раз актриса убеждалась в том, что интерес далеких от искусства людей пера к жизненным мелочам и сплетням оборачивался не только профессиональной безграмотностью, но и большой, бесстыдной ложью. Увы, она не избежала общей участи, и, если Г. Робинс понимала под «полной правдой» модное и, но сути, аморальное зубоскальство в связи с глубоко личными переживаниями Вивиен Ли, она, к сожалению, ошиблась. Если же речь шла о том, чтобы воссоздать правдивый портрет художника и человека и по достоинству оцепить след Вивиен Ли в искусстве Англии XX века, Робинс, вероятно, права и британцам придется подождать.
«А я хочу быть актрисой. Великой актрисой!»
Осенью 1920 года массивные деревянные двери иезуитского монастыря «Святое сердце» в Рохемптоне пропустили высокую миловидную леди с девочкой лет семи. Настоятельница, мать Эштон-Кейз, встретила новую ученицу монастырской школы Вивиан Хартли. Девочка то плакала, то умоляюще смотрела на мать. Однообразие одежд (монахини в черном, ученицы в темно-синей форме), приземистая тяжеловесность главного корпуса, построенного еще в XVIII веке, казарменное уныние спален (два ряда отгороженных ширмами клетушек, в каждой — железная кровать, стул, туалетный столик и тазик для умывания) могли бы привести в уныние и взрослого.
Вивиан умоляла миссис Хартли взять ее домой, в Индию, но все было напрасно. Тяжелые двери захлопнулись, и величавая настоятельница почему-то подумала, что ей жалко ребенка. Девочка уселась на траве и ласкала крошечного котенка. Устав школы категорически запрещал держать в дортуарах животных, однако настоятельница — неожиданно для себя — сказала, чтобы Вивиан взяла котенка в постель; миссис Хартли уезжала на целый год, а девочка слишком мала для монастырской школы. Сама по себе сцена напоминала начало какого-нибудь из диккенсовских романов, а монументальный пафос, сквозивший в каждом движении Гертруды Хартли, наводил на мысль о суровой миссис Кленнем, которая не хотела, чтобы сын напоминал ее «недостойного» мужа, и воспитывала Артура в строгости и отдалении.
Героиня «Крошки Доррит» решала задачу попроще. В маленькой голубоглазой девочке, которая плакала на траве дворика в Рохемптоне, как бы объединялись не только две несовместимые индивидуальности, но и две чуждые культуры, два мира, две философии — Запад и Восток, Европа и Азия, Англия и Индия. Гертруда Хартли не хотела видеть в дочери ни легкомысленного жизнелюбия мужа, ни влияния восточного миросозерцания. Довольная собой, она считала, что принесла себя в жертву, хотя монастырская школа в Рохемптоне пользовалась популярностью среди самых аристократических семейств, а это льстило ее самолюбию.
Муж Гертруды Эрнест Хартли, йоркширец с примесью французской крови, в 1905 году оставил родной городишко Брайдлингтон, чтобы поискать счастья в Индии.
Обычно в Индию уезжали бедные люди, и Эрнест не составлял исключения. В Калькутте он стал клерком маклерской конторы «Пиготт Чепмен и К
