Для мусульманина рай – место, где много красивых гурий танцуют, поют и с улыбкой предлагают вам ментоловый чай.

Для Жана Рейналя рай – только одно: большой театральный зал, где за ним навечно было бы закреплено престижное место.

Вся жизнь Жана Рейналя была посвящена театру. Но как и всех страстно влюбленных, его бросало в жар при мысли, что к его страсти могут быть примешаны деньги. Он сгорел бы от стыда, если бы покупал билет в театр. Строго говоря, он не был безбилетником в прямом смысле слова, не был «зайцем». Он мог предъявить удостоверение театрального обозревателя трех провинциальных газет, правда, газет, абсолютно не известных в Париже.

Упорством, улыбочками, иногда даже не совсем честным путем он добился того, что попал в списки многих театров и почти регулярно получал приглашения на генеральные репетиции или последние «прогоны в костюмах» перед генеральной. Иногда случалась осечка, и какой-нибудь театр вдруг переставал присылать ему приглашения. Просто появлялся новый администратор и в усердии своем решал, что необходимо пересмотреть список представителей прессы. И Жану Рейналю приходилось все начинать сначала, снова завоевывать свое столь желанное кресло. Поэтому он как чумы боялся перемен в администрации театров.

Жизнь для Жана Рейналя начиналась только вечером. Агент фирмы по торговле дофинеской солодкой, он дни напролет бегал, пристраивая свой товар. Работал добросовестно. Но на самом деле это был человек-сомнамбула, машинально открывавший и закрывавший чемодан с образцами, человек-сомнамбула, выслушивавший сетования и политические измышления бакалейщика квартала. Самим собой Жан Рейналь становился только вечером.

Преста! Очаровательное создание! И Жан Рейналь склонился к соседу.

Наездница Преста только что появилась на манеже на белой лошади. Она скакала, стоя на правой ноге на пуантах, откинув назад левую, воздев руки, и казалась ангелом. Восхитительная фигурка в белом шелковом трико, рассыпавшиеся по плечам длинные вьющиеся каштановые волосы, огромные черные глаза, курносый носик с трепещущими ноздрями – и правда, красивая девушка. Она улыбалась, обнажая ослепительные зубы.

Вот так, вытянувшись в струнку, Преста сделала несколько кругов, потом начала выполнять свои ловкие и опасные трюки. Да, безусловно, она была лучшей наездницей-акробаткой.

Ее лошадь была из породы тяжеловозов, с широким и плоским крупом, позволяющим делать на нем акробатические упражнения. Смеха ради, возможно, эту тяжеловесную и добродушную лошадь назвали Пегасом.

– Пегас выглядит неповоротливым, – сказал Жан де Латест, – а он, между прочим, необыкновенный скакун. По крайней мере, был им, ведь он уже старый, и Преста его щадит.