Планета занимала уже весь экран. Третий пилот, коротая часы дежурства, отстреливал на вспомогательном экране вилиалийских жаб.

— Я почему-то думал, что тут и материки как у нас, — усмехнулся он, направляя лучемет на жирное чудовище, — так нам вдолбили, что это вторая Земля.

Жаба охнула и превратилась в красную лужу.

— Кей, прекрати заниматься ерундой, — строго сказала Ингерда, — тем более, в моем присутствии.

— Я же не бортовой компьютер, чтобы все время следить за курсом, — поморщился пилот, но игру погасил, — по-моему, свои обязанности я знаю неплохо.

Ольгерд открыл дверь своим ключом. Из кухни привычно тянуло чем-то сладким и аппетитным до спазмов в желудке.

— Кто это ко мне явился? — заговорила Синела, появляясь в дверях, — как вас зовут, дяденька? За последние две недели, я что-то забыла…

На ней был голубенький халат и фартук с подсолнухами. Ольгерд приблизился и погладил ее мягкие русые волосы.

— Извини, совсем замотался.

— Есть будешь?

— Не судьба, — подумала Ингерда, не увидев Леция даже на приеме.

Она не стала долго расстраиваться по этому поводу, потому что дел было по горло, и появился другой повод для расстройства. Скандал с исчезновением дочери Конса сильно ее встревожил. Она видела, как взвинчен Ольгерд, как переживает тетя Флора, как закипает тихой яростью Конс. Этого ей было достаточно для беспокойства.

Вечером она была у Флоренсии в надежде узнать самые свежие новости.

В гостиной сидели одни женщины: тетя Флора, Риция и величественная Сия Нрис Индендра. Все долго молчали.

— Сутки прошли, — наконец сказала Риция, поднимая к Ингерде бледное личико, — он уже умер.

У Ингерды-Пьеллы было две луны. Дальняя и маленькая называлась Кампий. В свое время аппиры пытались обжить ее и даже строили на ней станции и перевалочные базы для дальних полетов. Кампий был не круглый, по форме напоминал ботинок. Атмосферы на нем не было, жизни тоже, только желтые камни и пыль.

В кабине двухместного планетолета «Стрела» было тихо и темно. Экран мерцал звездной пылью и крупными горошинами планет, попавших в радиус обзора. Ольгерд рассчитывал долететь минут за сорок. Риция сидела рядом и прижималась к его плечу.

— Правда, красиво, Ол? — сказала она шепотом, — невозможно оторваться…

— Знаешь, сколько я этого насмотрелся? — усмехнулся он.

— Знаю, — вздохнула Риция, — у тебя другая мечта: дом у озера и детишки в саду…

Знакомство все-таки состоялось. Эния всем понравилась, хотя и говорила во многом загадками. Не до нее было. Замок кишел людьми и аппирами, все готовились к массовому переселению. Леций разрывался целыми днями между сотней дел, а поздно вечером ложился в свою постель и находил там красавицу Энию. В общем-то она была ничуть не хуже других наложниц, да и не всегда он обращал на нее внимание, чаще просто засыпал, только утром почему-то всегда болела голова и ныла поясница. Энергия устойчиво сползала к «желтой луне». И это после сна!

Если б у него было время об этом подумать! Глаза ему открыла маленькая Кеция. Однажды она приползла к нему едва живая и сказала, что госпожа Эния вытянула из нее все, госпожа Эния — черная дыра. Леций три дня провел на Пьелле, подыскивая участок для поселения и, несмотря на два межзвездных прыжка, чувствовал себя превосходно.

Он прижал к себе Кецию и быстро насытил ее «белой сиренью». Девочка сразу ожила. Она упала ему в ноги и преданно обняла его колени.

— Какое счастье, что господин вернулся!

— Как ты сказала? Эния — черная дыра?

На закате, когда изнуряющая дневная жара еще не сменилась ледяным ночным холодом, Элигвааль сидел на пороге своего дома, тоскливо глядя на огромное красное солнце, которое обреченно растекалось над унылыми красными болотами. Корявые деревца стояли в изломанных позах далеко друг от друга, словно все перессорились. Он не любил эти болота, и любоваться там было нечем, но дом построил еще его дед, угрюмый и неразговорчивый тип, построил на самой окраине поселка, да еще и развернул его ко всем задом в знак презрения.

Иногда это спасало. Элигвааль сам терпеть не мог пустой болтовни, к нему приходили только по делу: излечиться, приворожить кого-нибудь или избавиться от ребенка, сберечь урожай, наколдовать удачную охоту… Тем, кто желал разбогатеть, он помочь не мог. Вообще-то мог, но не хотел.

Жрецы красного бога солнца Намогуса сначала враждовали с ним и пытались даже убить его, что было совершенно невозможно, потом смирились с этим и постарались использовать ситуацию в своих целях. Даже его дочь посвятили в жрицы. Честолюбивая Кантина с удовольствием бросила своего отца в этой глуши и перебралась в Порг. И он ее не винил. В столице кипела жизнь, там сохранились еще остатки цивилизации, а соответственно было довольно сытно, не так донимала жара, и не изматывал холод.

Тяжко жить на не родной планете. Кое-кто еще помнил, что яркая утренняя звездочка на небе — Вилиала, теплый, влажный рай, из которого они когда-то сбежали, чтобы обрести независимость. Несколько десятилетий длились постоянные войны, потом все как-то наладилось, пока не явился с Вилиалы оскорбленный Гунтривааль, не объявил о полном отделении и не добился своего. Где он сейчас, этот горделивый выскочка? Наивный мечтатель, который думал, что в таких суровых условиях, впроголодь, можно построить гармоничное общество.

Жесткие условия создали такую же жесткую иерархию. Борьба за жизнь не оставляла времени и сил для культуры и науки. Зато пышным цветом расцвело язычество. Изучать физику, биологию, космогонию стало некогда и незачем. Проще было поверить в Намогуса и его божественную компанию, принести им жертву, заключить с богами сделку без всяких душевных затрат и спокойно ждать результата. Жрецы сыграли на всеобщей усталости, душевной и физической. Они и победили. Они его и свергли.

До дома она шла как во сне, с пустой сумкой и сжимая черные шарики в намертво зажатом кулаке. Шла и думала, как же можно убить внутри себя маленькое беззащитное существо? И как можно такое советовать, даже велеть? Неужели Намогусу это угодно?

Она подошла к глиняному забору, огибающему серо-желтой лентой просторную усадьбу Сурнивааля вэя, медленно открыла калитку для прислуги, ведущую во двор из переулка, и со вздохом остановилась. Пощады можно было не ждать.

Во дворе стояли гости и хозяин с хозяйкой. Гости явно собирались уходить. Они были довольно странные: несколько мужчин, одетых в цветные костюмы, облегающие их с головы до ног. Их лица были светлые и улыбчивые, фигуры стройные, плечи расправлены, речь с акцентом.

— Приезжие, — с ужасом поняла Аурис, — с которыми хозяин собирается торговать… Кажется, я сорвала ему сделку. Теперь он меня убьет.

— Не волнуйтесь, все было замечательно, — вежливо сказал один из приезжих, в темно-фиолетовом костюме с белым поясом, — мы не собирались надолго задерживаться. Я жду вас завтра утром в гостинице, Сурнивааль вэй.

Зела сняла зеленые перчатки, нелепый головной убор, состоящий из двух конусов, и подсела к зеркалу смыть грим. В ее гримерной работали кондиционеры, и можно было наконец отдохнуть от банного удушья театрального зала.

Сегодня играли классику, средневековую трагедию о разлученных влюбленных в сентиментальном духе, присущем вилиалийской драматургии вообще. Что делать, лисвисы были чувствительны и щепетильны до занудства, и даже в пьесе Зауртриговардвааль не нашел вовремя свою Дивилимавээлу только потому, что постеснялся задать пару лишних вопросов Ломлелитруваалю. А тот не знал, как ему тактично намекнуть.

Зеле приходилось играть именно эту бестолковую и беспомощную Дивилимавээлу, хотя она с большим удовольствием сыграла бы ее мать. Роли юных девушек ей были неинтересны, давно уже хотелось перейти в новое качество. На Земле ей даже удалось сыграть сварливую торговку, но здесь она получала только главные роли романтических красавиц.

Ничего было не поделать: публика приходила посмотреть персонально на нее, на белую богиню, которая соизволила через три тысячелетия вернуться на их планету. Это заблуждение, или просто раздутая журналистами сенсация, возникли еще на космодроме, едва они с Ричардом показались на трапе. Уже к вечеру ее фотографии печатались рядом с фотографиями фресок. Объяснять всем, что ее просто сделали по образу и подобию Анзанты, ни ей, ни Ричарду не хотелось. Они тогда сказали, что это просто случайное совпадение. Никто, разумеется, не поверил. Легенда жила.

Зеле предстояло снять зеленый грим и выйти на сцену в своем истинном обличье, публика ждала, многие именно за этим и пришли. Ей казалось, что будь она самой бездарной актрисой, она имела бы у лисвисов такой же успех. Это обесценивало все ее усилия вжиться в образ и сделать его интересным.

Аурис порвала на тряпки последнюю старую юбку. Живот уже почти не болел, но крови было много. От слабости кружилась голова, зато тошнить сразу перестало. Ей даже не верилось, что она может без отвращения зайти на кухню и даже проглотить кусок непроваренного мяса.

— Ешь-ешь, — бодро сказала Герма, ворочая в огромной кастрюле половником, — а то тебя уже шатает.

— Просто крови много, — уныло объяснила Аурис, скрывать что-то было бесполезно.

— Какой крови? — удивилась незадачливая подруга.

— Догадайся, — усмехнулась Аурис.

Дома было пусто. Он послонялся по комнатам, жуя апельсин, потом позвонил Коэму и условился о встрече. Говорить о Гунтриваале следовало только с глазу на глаз.

Ричард нервничал, и это ему не нравилось. Он не любил чувствовать себя слабым. Ему не нравилась и сама ситуация. С какой стати эта девчонка примчалась на Вилиалу? Чтобы снова показывать свой характер? Ничего не сообщила с орбиты, остановилась в гостинице, не звонит. Как будто они все ей чужие. Ему, положим, уже все равно, но есть еще Эдгар.

Память переносила его на Наолу, в тот роковой день, когда он отправил Ингерду домой. И потерял ее. Он был уверен, что поступает правильно. Он и сейчас не хотел бы видеть Леция своим родственником. Этот скользкий тип ему не нравился. Никто ему был не нужен, земная жена — тем более. В лучшем случае — наложница. Вся его забота об аппирах свелась к тому, что он сел на трон. Все его благие замыслы кончились тем, что люди, своими руками переселившие аппиров, теперь вынуждены бежать оттуда и оставить его править в гордом одиночестве. Он упивается властью. И что значат для него женщины по сравнению с этим?

Если Ингерда до сих пор этого не понимает, объяснять ей что-то бесполезно. Его вина в том, что он не предоставил ей права на ошибку. Но это было в первый и последний раз. Она улетела без отца на Землю и тут же ошиблась сама: вышла замуж за Ясона. Потом сразу же совершила и вторую ошибку: родила ребенка, который был ей не нужен. И третью: обвинила всех, кроме себя самой.

Ричард нашел новую пачку «Зеленой звезды», сел на подоконник и закурил, чтобы немного успокоиться. Он глубоко затягивался и холодно размышлял. Собственно, что произошло? Дулась дочь. Сбегала жена. Ускользал Эдгар. Достали лисвисы. Обманывал Анаверти. И Гунтри томился где-то в сумасшедшем доме. Кажется, всё, если не считать крикуна Осоэзовуо. Плохо. Но не смертельно. Хотелось встать под ледяной душ, но почему-то не было сил. Он сидел на подоконнике и тупо смотрел в окно.