В этой книге нет вымышленных персонажей. Ее автор — писатель, переводчик, ученый — был матросом, стоял за рулем в океане, работал в траловой команде, разделывал рыбу в трюмном цеху.
Вместе с героями книги мы пересечем Атлантику, пройдем Ла-Манш и Оркнейские острова, побываем в столице Ньюфаундленда Сент-Джонсе и в столице революционной Кубы, на острове Тринидад и в Мексиканском заливе. Мы узнаем немало интересного о незнакомой нам жизни, о людях, занятых пахотой моря вдали от родных берегов, услышим о событиях — обычных и необычайных, трагических и комических, из которых складывается напряженная жизнь и опасный труд моряков в океане, полярников во льдах.
Составленная из опубликованных в разные годы невыдуманных рассказов, книга для нового издания исправлена и дополнена автором.
За окунем через океан
В Рижском рыбном порту моря почти не видно. Но оно все время перед глазами. Между буксирами, нефтеналивными судами и траулерами с трудом протискиваются маленькие рыбацкие боты — РБ, каждое утро выходящие в Рижский залив. На мачтах полощутся черные флаги тралов, тут же по пирсу — «Па́зуд! Па́зуд!» — «Посторонись!» — в открытых тележках катят на фабрику их дневную добычу — сверкающую зеленоспинную салаку.
Корпус к корпусу, тесно прижавшись обшарпанными бортами, швартуются СРТ — средние рыболовные траулеры. На СРТ двадцать пять человек уходят на три-четыре месяца в океан. Борта у них низкие — отсюда ставят трал, выбирают сети. Сюда же хлещет волна.
С пирса хорошо видна жизнь на палубе. На ближнем траулере два матроса в грязных робах закатывают в трюм бочку с солью.
Добытчики
— Сдали документы? Тогда располагайтесь… Это ваша койка. Отдыхайте — рабочий день окончен…
Соседи уже лежат. На одном очки в металлической оправе, ковбойка с распахнутым воротом. Читает Пруса «Фараон».
Другой, на верхней койке, натянул на грудь простыню, покуривает. На обнаженной руке лениво перекатываются мышцы.
Оба — матросы-добытчики.
— Будем знакомы!
«Бичи»
Перед самым обедом из города является Эдик.
— Привет! Уродуетесь? Ну-ну…
На нем брюки-клеш, «капитанская» фуражка с лаковым козырьком надвинута на глаза. Эдик протягивает всем по очереди свою ладонь. Потом останавливается около Володи и небрежно сдвигает фуражку на затылок, выставляя для всеобщего обозрения заплывший глаз и запекшуюся корку крови на лбу.
— Неплохо тебя угостили, — усмехается Володя.
— Пуйки
[2]
здоровые попались, — довольный произведенным впечатлением, цедит Эдик. — А вы тоже хороши мариманы! Бросили кирного кореша и ухиляли на полусогнутых…
Последняя ночь
Грузная фигура боцмана в красной фуфайке заполняет собой всю каюту.
Щелкнув дверным замком, он наклоняется к рундуку под койкой, долго возится с ключом.
Боцман, как здесь говорят, «оброс ракушками» — плавает уже три десятка лет. Начинал с парусников, еще в буржуазной Латвии. Не только фигура, но и имя-отчество у него традиционное — Терентий Ульянович.
Наконец ящик со скрипом открывается.
— Безобразие, обезличили судно!
Отход
Это как перед боем. Каждая травинка, бугорок земли, любая мелочь наполняется смыслом. Тихие, скромные вдруг делаются чересчур веселыми. Спокойные — раздражительными. Один укроется за лебедкой, сядет на бухту каната и курит, курит. Другой подойдет к тебе с каким-нибудь пустяковым вопросом и, не дождавшись ответа, отвернется.
И вдруг замечаешь, что с тобой тоже что-то творится. Стоишь на вахте у трапа и смотришь на берег. Драишь шваброй палубу — и смотришь на берег. Сидишь в кубрике и, если из иллюминатора виден берег, норовишь высунуться из него чуть не до пояса. Но ненадолго — тебя оттягивают, другим тоже охота.
Если же спускают шлюпку — что-то забыли или кого-то нужно привезти в последний момент, — старпому не отбиться от добровольцев.
Но стоит ступить на берег, все начинается в обратном порядке. Сделаешь несколько шагов к конторе или к ларьку за папиросами, и уже тянет оглянуться. На шлюпку — не отошла ли? На корабль — запустили машину или нет?
Вон он стоит. Над внушительным басом красно-белой трубы чуть колышутся на мачте нотные линии антенн. Сверкает белизной квадратная рубка над отвесным бортом и пчелиными сотами иллюминаторов. А какие обводы! Трогательно округлые на корме, крутые, стремительные к носу. Стоит, точно капля, готовая оторваться.
