Благие намерения. Мой убийца (сборник)

Халл Ричард

Генри Каргейт нажил так много врагов, что, когда его убили, все сочувствовали не столько жертве, сколько убийце. Однако закон есть закон – и преступник оказывается на скамье подсудимых. Но кто этот несчастный, мы не имеем понятия, – дворецкий или секретарша, садовник или викарий? Убийца остается неизвестным до самой развязки, пока мудрый судья Смит не поставит в деле Каргейта точку…

Близкие миллионера Алана Ренвика, в порыве ярости убившего слугу-шантажиста, разработали сложный план, чтобы помочь ему избежать правосудия. Однако имитация самоубийства закончилась реальной гибелью Ренвика – и это был отнюдь не суицид и не несчастный случай, а настоящее преступление. Инспектор Вестхолл, ведущий расследование, понимает: кто-то из тех, кто якобы пытался спасти Алана, в действительности хотел от него избавиться. Но кто? Замужняя любовница? Адвокат? Лучшая подруга?..

Richard Hull EXCELLENT INTENTIONS MY OWN MURDERER

Печатается с разрешения литературных агентств United Agents LLP и The Van Lear Agency LLC.

© R H P Goodwin

Школа перевода В. Баканова, 2017

Благие намерения

Часть I

Обвинение

– С соизволения вашей светлости! Господа присяжные заседатели! – Анструтер Блэйтон встал и по старой привычке зачем-то придирчиво поправил лежащие перед ним бумаги. Он знал, что в свои пятьдесят два сравнительно молод для роли государственного обвинителя по делу, вызвавшему значительный интерес общественности. Хотя Блэйтон уже считался ведущим королевским адвокатом судебного округа, упускать представившийся шанс он не хотел.

Надо быть справедливым – только безупречной объективностью можно добиться максимального результата, – но эффектным и решительным.

Он твердо намеревался показать миру, что он если и не новая звезда на небосводе юриспруденции, то, безусловно, выдающийся представитель яркой плеяды. А если в итоге осужденному грозит виселица – что ж, не его вина. Заранее думать о последствиях должен человек, замышляющий убийство, а не прокурор.

Блэйтон повернулся и посмотрел прямо на судью. Судья Смит обладал репутацией человека решительного и умеющего убедить присяжных принять его точку зрения. Ходили слухи, что он выходит в отставку. По мнению Блэйтона, об этом стоило пожалеть. Сэр Трефузис Смит – компетентный судья, а компетентного судью не так просто найти – несмотря на кругленькие суммы, которые светят действительно успешным законникам, каковым намеревался стать и Блэйтон.

Возможно, в своих рассуждениях Анструтер Блэйтон был немного высокомерен, а в планах – чересчур поспешен. Пока что от своей цели он был весьма далек – его светлости не нравились манеры представителя обвинения. Сэр Трефузис Смит за время своей долгой судейской карьеры видел Блэйтона нечасто и никогда не интересовался, что за человек стоит перед ним. Сейчас следовало к нему приглядеться, и судья почувствовал неприязнь к этому бодрому, пышущему здоровьем мужчине среднего роста, который явно пытался произвести впечатление; сэр Трефузис как на ладони видел намерения любого приходящего в суд. Он уже решил для себя, что этот процесс станет для него последним, и хотел уйти, подобно Фальстафу: мирно, но уж точно без бормотания о зеленых полях.

Часть II

Следствие

Послушать Анструтера Блэйтона, так это лично он, при некотором участии помощника, проделал всю работу по отбору фактов, на которых строилось обвинение. Однако справедливости ради следует упомянуть, что немного поработали также полиция графства, инспектор Фенби и Скотленд-Ярд.

Инспектор Фенби поначалу счел обстоятельства происшествия весьма заурядными. Даже если местная полиция оказалась неожиданно загружена – именно так начальник полиции объяснил свое неохотное решение обратиться за помощью в Скотленд-Ярд, – все равно там должны были во всем разобраться самостоятельно. Однако инспектор старался избегать скоропалительных выводов; он подозревал, что дело не только в том, чтобы выяснить, кто приобрел цианистый калий – для этого достаточно проверить журнал регистрации продаж ядов у нескольких аптекарей.

Представленный ему краткий отчет свидетельствовал, что Каргейт умер от яда, проникшего через слизистую носа в процессе употребления табака. Цианистого калия в порошке, собранном доктором Гардинером и переданном коронеру, было столько, что стоило дивиться, почему самого Каргейта не остановили ни запах, ни цвет. Впрочем, по сведениям начальника полиции, Каргейт, доставая табакерку, был уже на взводе и ни на что не обращал внимания. Скорее всего, анализ покажет, что табак почти на треть заменили цианистым калием. Более того, эксперт – на основе предварительных заключений, требующих проверки, – склонялся к мнению, что кристаллы кто-то размельчил, дабы смешать их с коричневым порошком. И в таком виде, разумеется, они впитались еще быстрее.

Когда начальник полиции добавил, что удалось отследить покупку яда, Фенби сразу почувствовал: сейчас он услышит нечто, от чего дело окажется вовсе не таким простым. И разумеется, интуиция его не подвела: яд был куплен в открытую в Грейт-Барвике для вполне законных целей, причем куплен человеком, который от него же и умер.

– Так что, – продолжал начальник полиции, – тут одно из двух. Или Каргейт сознательно совершил самоубийство – но для этого не видно никаких оснований. Или по неосторожности ввел кого-то в искушение. Другими словами, это не похоже на заранее обдуманное преступление. И, кстати, думаю, что несчастный случай можно исключить – раз уж кристаллы кто-то размолол.

Часть III

Анализ

Добросовестный и методичный Фенби неоднократно убеждался, что записать события на бумагу – значит в большой степени прояснить ситуацию.

Судя по всему, такой подход мог бы принести пользу и в деле Генри Каргейта, поскольку все грозило свестись к исследованию деталей, поиску противоречий и, несомненно, к тщательному анализу.

Инспектор достал блокнот и на нескольких листках поставил заголовки, потом начал тщательно проглядывать зафиксированные показания и каждое переносил на соответствующий листок. Благодаря тактичности инспектора, все причастные с радостью подпишут документ, содержащий факты, которые Фенби счел имеющими отношение к делу.

«Положение табакерки» – гласил первый заголовок. Постепенно лист заполнился собранной по этому поводу информацией – примерное время и свидетель. Получился такой список:

Часть IV

Защита

– Не оберемся мы хлопот с этим делом, – сказал Вернон помощнику, выуживая из кармана трубку. – Из того, что вы рассказали, просто позор вешать человека за убийство такого гнусного паразита, как Каргейт. Это деяние свершилось из лучших побуждений; если спросите меня неофициально, множество людей заслуживают смерти, и очень-очень немногие действительно умирают. Впрочем, мы будем бороться по каждому пункту. И, полагаю, должны победить. Больше всего меня беспокоит наш клиент. Слишком незамутненная честность, на мой вкус. Такие люди на скамье подсудимых сознаются в преступлении просто из порядочности.

Оливер улыбнулся, давно привыкнув к сильному, пусть и эксцентричному характеру своего шефа. Сколько бы Вернон ни разглагольствовал о людях, заслуживающих смерти, в жизни он и мухи не обидит.

– Думаю, придется рискнуть, – сказал Оливер. – И вряд ли стоит опасаться переизбытка честности. Если обвинения ложны, нам же лучше, но если все же прокурор прав, то ложь уже была произнесена, причем дважды. И беда в том, что это почти доказано.

Вернон поморщился.

– Ничего, отобьемся. В любом случае, мы забегаем вперед. До суда достаточно времени, чтобы тщательно продумать защиту. Что будем делать?

Часть V

Напутственное слово присяжным

Судья Смит откашлялся и начал напутственную речь:

– Господа присяжные, вам предстоит рассмотреть обвинение в убийстве Ланселота Генри Катберта Каргейта путем отравления цианистым калием.

Несколько лет назад судья Эвори, разбирая дело Жан-Пьера Ваккера, привел такую цитату: «Из всех способов прервать человеческую жизнь самым отвратительным является отравление ядом, поскольку от него сложнее прочих защититься с помощью мужества или осмотрительности. И потому во всех случаях, когда один человек дает второму яд и второй человек – или кто-то посторонний – умирает, закон признает злой умысел, даже если не доказано наличия особой вражды». Далее судья добавил для присяжных: «Таким образом, в данном деле если вы будете склоняться к мнению, что подсудимый подсыпал покойному яд, чтобы тот принял его, то даже не обязательно изучать и определять мотив его поступка». И с этими словами, применительно к нашему делу, я полностью согласен.

Тем не менее представитель обвинения счел своим долгом рассмотреть вопрос мотивов преступника. Прокурор подвел итог в заключительной речи, сосредоточившись на характере Генри Каргейта и указав, что любой, кому доводилось ежедневно сталкиваться с ним, мог решить, что избавить общество от такого человека – значит оказать услугу. Мы видели непорядочность Каргейта – он подделывал марки и, возможно – хотя это всего лишь предположение, – жульничал в других сферах. Вам было показано, что он нажил значительное состояние с помощью деятельности, не приносящей прямой пользы стране. Зал судебных заседаний – не то место, где следует выяснять, какую функцию выполняют финансовые спекулянты; вам только надлежит помнить, что, если одни считают спекулянтов чуть ли не неизбежностью, другие полагают, что их следует винить во многих хворях современного мира. Именно такой точки зрения, по мнению прокурора, придерживался преступник.

Утверждается также, что политические взгляды Каргейта были диаметрально противоположны взглядам убийцы, что привело к антипатии сильной и даже иррациональной, вплоть до желания увидеть Каргейта мертвым. Вы слышали о расхождениях во взглядах на экономику и разоружение, и вам описали взгляды покойного на работников вообще и на жителей деревни Скотни-Энд в частности. Наконец, вам известно, что покойный написал высокомерное завещание, иронически оставив свое состояние государству на том экономически смехотворном основании, что при жизни он старался помогать ближним как можно меньше, а после смерти не желает помогать вовсе, и что предложенные распоряжения по его наследству навредят на самом деле всем.