ЧЕЛОВЕК, больше не называвший себя Каллумом, приехал в Абердин с намерением закончить здесь свою жизнь. Он хотел умереть, но не от своей руки. Вот тут-то на сцене и появилась я. Он пожелал, чтобы я помогла ему разыграть его смерть, как в театре. Устроить психодраму. Когда я встретила Каллума, он сказал мне, что его зовут Алан.

Стоял холодный пасмурный день. Я проснулась поздно и отказалась от своего плана сходить на пляж. Я любила там бродить. Даже зимой. Даже ночью. Но не тогда, когда моросил дождь. Я отправилась на Юнион Стрит. Ничего лучшего мне и в голову не пришло. Магазины были забиты под завязку различными товарами, но все они вызывали у меня уныние. Книги. Пластинки. Абердинские торговцы отнюдь не потворствовали вкусам, подобным моим. Я возлагала надежды на лавчонки, торгующие секондхэндом, на заказы по почте, на подарки от друзей, на поездки в Эдинбург и Лондон. Положение могло быть гораздо хуже. Я могла бы жить в Данди, где плата за квартиру была дешевле, однако тамошний городской центр представлял собой настоящий кошмар для любителя прошвырнуться по магазинам. В Абердине было лучше: здесь был пляж, Юнион Стрит и нефтяные деньги. Если Брайтон был Сан-Франциско Южного Побережья, то Абердин можно было считать Лос-Анджелесом на Северном Море.

Тоскливое, невыразимо скучное время ланча в середине недели. Пабы были на удивление пусты. Я удачно воспользовалась этой ситуацией, чтобы избежать встречи с моими друзьями, и пошла в “Гриль”, очень традиционный бар. Я никогда раньше не бывала там, несмотря на то, что об этом месте ходили легенды. Пожилые мужчины, постоянные посетители “Гриля”, славились своей репутацией ненавистников пьющих женщин. Я слышала, что хозяева постоянно откладывали установку женского туалета. Это гарантировало завсегдатаям возможность наслаждаться преимущественно мужским окружением.

Я вошла внутрь, встреченная дюжиной враждебных взглядов. Алан поднял глаза от книги, помахал мне и сказал “добрый день”. Я подумала, что ослышалась, еще ведь не пробило 12.30, и тут мне пришло в голову, что он произнес мое имя. Анна Нун. Я не узнала Алана, но, судя по всему, он должен был знать меня. Я подошла и села рядом с ним. Он тут же поднялся и пошел купить мне выпивку. Я поглядела на книгу, которую он читал. “

Я разбавила джин тоником и поднесла стакан к губам. Перед моими глазами плавали сидевшие в баре старики. На их пустых лицах отражалась борьба за то, чтобы идти в ногу со временем. Город изменился. Его изменила нефть. Старики пили медленно, оберегая насколько только возможно свои пенсии и воспоминания. В старые добрые дни вещи казались совсем другими. Нефть перевернула их мир вверх тормашками. Цены на жилье зашкалили до умопомрачения. Их дети уехали прочь. Они не могли позволить себе жить в этом городе. Абердин изменился. Я не хотела говорить. И я не хотела, чтобы Алан говорил. У нас обоих был английский акцент. И ни один из нас не был вовлечен в эту возню с буровыми вышками.

Я ВЫРВАЛАСЬ внезапно из глубокого провала сна. Алан уже вовсю шевелился и проскользнув между моим цветочным пуховым одеялом и белым покрывалом поднялся с кровати. Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, кто такой Алан. Расставляя по местам события прошлого дня я слышала, как он писает в туалете. Когда Алан вернулся к моей кровати, я рассмеялась, потому что он был голый, а я знала, что это проймет до корней волос нимфоманку, живущую напротив меня, если она столкнется с ним на лестнице у туалета. И тут я увидела Ханну, мою обезумевшую от секса соседку, вошедшую вслед за Аланом. Она любила групповой секс и когда приводила домой парня, которого я находила привлекательным, для меня не представляло особого труда присоединиться к ним.

Алан стоял надо мной, широко улыбаясь. Ханна обнимала его сзади. Ее руки как змеи обвились вокруг его торса. Она поласкала его член до эрекции, затем крепко сжала. Ханна сунула указательный палец свободной руки себе в рот и продолжила массировать слюной левый сосок Алана. Он корчился от удовольствия. Я привстала и взяла его конец в свой рот. Ханна опустилась на колени и начала вылизывать ему анус. Увлажнив его копье, я почувствовала, как сама становлюсь вся мокрая. Я опустилась на четвереньки и повернулась так, чтобы он смог войти в меня сзади стоя. Ханна сбросила свою юбку и трусики и забралась на кровать. Она нагнула мою голову к матрасу, забралась на меня спиной к спине и закинула ноги на плечи Алана.

Я не могла ничего видеть, — мои глаза были закрыты, но я догадывалась по звукам и движениям наших тел, что Алан вылизывал Ханну, одновременно вставляя мне. Я кончила, когда он выстрелил свой заряд в мою дырку, и по громкому выкрику Ханны поняла, что оргазм пронесся через ее тело тоже. Ханна с трудом высвободилась из клубка сплетенных конечностей и сказала нам, что ей надо бежать или же она опоздает на работу. Алан лег в постель рядом со мной и мы проспали как младенцы чуть меньше двух часов. Снова занимались любовью, когда проснулись. Миссионерская позиция, ничего экстраординарного. Наконец стали одеваться. У меня кончилось молоко, так что мы двинули к “Кармин” на Юнион Террас на ранний ланч. За пастой и каппучино мы обсуждали литературу.

Алан комментировал мою коллекцию работ Кэти Экер — “

Я слышала всякие истории о писателях-мужчинах, с которыми Кэти жила в разные времена своей жизни. Они были менее талантливыми и менее удачливыми, чем Экер. Это привело к тому, что один из этих писателей убедил себя, что именно он и есть Кэти Экер, пока она была на промоушн-туре. Когда Кэти вернулась домой, молодой писатель оказался не в состоянии вынести крушение фантазии, что он был успешным автором, и пережил нервный срыв. Алан не посчитал эту историю правдивой. Она звучала подозрительно, как если бы это был фрагмент из какого-то пост-модернистского романа. Кроме того, Кэти была слишком таинственной, слишком загадочной, чтобы быть вовлеченной во что-то настолько очевидное. Он заговорил о Майкле Брейсвелле, которого я всегда расценивала как журналиста. Алан извлек из сумки три его романа. Он рассказал, что Брейсвелла обнаружила Кэти Экер и привела в издательство Serpent`s Tail, опубликовавшее его первую книгу.