Это был один из коттеджей, которые принято именовать живописными. Англичане проводят в таких выходные или даже целое лето, если не могут позволить себе отдых в Альпах, Венеции или Греции, на Сицилии или Ривьере, а разглядывать опостылевший серый океан становится невмоготу.

Кому взбредет в голову прозябать тут зимой, бесцельно шляясь по мокрой безлюдной местности? Такая жизнь придется по нраву разве что румяной старушке с двумя древними грелками под одеялом, чуждой всему, даже собственной смерти.

Впрочем, сейчас стояло лето. Крэндаллы проводили в коттедже отпуск, а я гостил у них. Пригласил меня сам Эдвард Крэндалл. Согласился я отчасти ради того, чтобы быть рядом с нею, отчасти — потому что приглашение смахивало на вызов, а я не привык уклоняться от вызовов, особенно если они исходят от некоторых людей.

Вряд ли Эдвард надеялся нас застукать. Его больше занимало состояние черепичной крыши, стен амбара и стогов сена. Эдварду некогда было оказать нам такую любезность.

Да и случая ему не представилось — за три года знакомства мои с ней отношения не перешли границ дозволенного. Виной тому моя деликатность — наивная, старомодная, порой удивлявшая меня самого. Она по-прежнему молчаливо терпела мужа, что лишало меня возможности действовать решительно. Возможно, я был не прав. Даже наверняка. Ведь она была так хороша.