«Духовник мой не настаивал на том, чтобы я немедленно взялась за работу, но порой говорил, чтобы подумала о не разменивалась на мелочи. Благословение на книгу было, а книга ждала своего часа», – пишет в своем предисловии Наталия Черных. Трудно предположить, что разумелось под «мелочами», – человеческое бытование автора или творческие размашистые поиски. Наталия – замечательный поэт, пишущий много, издающийся часто; тонкий эссеист, прозаик, в кругах православного читающего сообщества ее книги хорошо известны и востребованы, навскидку назову четыре: «Приходские повести», «Океан веры», «Сокровища святых» и «Остров любви». Словом, людям внешним, например – собратьям по перу (при всем различии литературных вкусов и предпочтений), подобный творческий масштаб никак не покажется разменом на мелочи. И все же свидетельство о том, что книга «Подвижницы» выжидала именно своего часа, не кажется мне случайной оговоркой.

Писать по благословению, по сути, за послушание – дело особое. И здесь мало просто таланта, просто профессионализма и желания, как недостаточно для послушницы-просфорницы знать точную рецептуру приготовления теста и иметь в наличии пшеничную муку высшего сорта. «Перед тем как начать рассказ, мысленно, порой и вслух, обращалась к той, о ком собиралась написать. И тогда как бы само собою приходило…» – признается Наталия Черных. И этим, пришедшим по молитве, книга действительно дышит, это – живое, главное и считывается не глазами, а вбирается сердцем. Возникает нечаянное чувство почти реальной встречи с каждой героиней повествования – при всей скупости биографического материала. Встречи, при которой ты, как некогда другие, получаешь душевную подпитку, а то и обличение от святой подвижницы. И это свойство книги необъяснимо изяществом художественной обработки информации, отменным мастерством общей ее композиции и отдельных рассказов, выдержанностью тона, наконец, – но тем и другим в счастливой совокупности, плюс – благодатная помощь самих святых, не иначе.

Можно привести немало цитат, где буквально несколькими штрихами Наталии Черных удается передать не столько портретные черты подвижницы (возможно, из-за отсутствия фото это было бы своеволием), сколько мгновенное впечатление, исходившее от нее. Вот – о прозорливой старице Серафиме из Спасо-Влахернского монастыря, в миру – Мавре Кочетковой, пролежавшей двадцать лет в параличе. «Как плотный лучик света, она лежала на кровати. Иногда ее поднимали, подкладывали под спину подушки. Перед приездом владыки матушку усадили. Она изо всех сил пыталась помочь келейницам, опираясь бледными руками. На лице светло показалась улыбка».

«Плотный лучик света…», «изо всех сил пыталась помочь…» Вроде и не сказано ничего, а так ее и запомнишь, будто сам видел.

Впрочем, по ходу повествования автору явно приходилось слегка растушевывать свой «почерк», приглушать свой голос, почти самоустраниться порой, чтобы не мешать голосам святых. А их голоса, как судьбы и характер подвига, разные. Когда строгие, с юродивой хрипотцой, когда кроткие, даже немощные по старости, но сила за ними великая. «Проходите, не хотите ли чаю?» – приветливо спрашивает (ныне преподобная) схимонахиня Рахиль революционных инспекторов, явившихся в Спасо-Бородинский монастырь «экспроприировать экспроприаторов». Не ожидавшие найти в роли старшей по монастырю какую-то худенькую старушку, они соглашаются. Может быть, она, как старшая, что-то предложит или о чем-то попросит, и монастырь, так сказать, сдастся без боя. Но когда пришло время уйти, никто из гостей не смог и рукой пошевелить. Гости словно бы приросли к стульям! Им пришлось просить старицу, чтобы она благословила их уйти. «Дайте слово, что пока я жива, обитель не будет закрыта. Чтобы с вами чего хуже не случилось», – сказала матушка Рахиль. Инспекторы пообещали. И действительно, пока старица была жива, обитель не трогали.

Мысль написать книгу о подвижницах двадцатого века возникла давно, однако приступить к написанию никак не получалось. Не было уверенности, что найду оригинальный материал. Пугал объем работы. Для того чтобы найти такой материал, нужно было объездить всю страну. Это не шутка и не преувеличение. И это только часть предполагаемой работы. Другая часть – работа в архивах, бесконечные запросы и просьбы сделать ксерокс, выслать факсимиле и так далее. Один человек мог бы справиться – вопрос во времени. Идею отложила в долгий ящик, но не забыла о ней. Духовник мой не настаивал на том, чтобы немедленно взялась за работу, но порой говорил, чтобы подумала о главном и не разменивалась на мелочи. Благословение на книгу было, а книга ждала своего часа.

Когда впервые увидела том «Православные старицы двадцатого века», составленный Светланой Девятовой, испытала облегчение и одновременно грусть. Подумала: вот это труд! Человек справился с тем, чего я так боялась. Книгу прочитала, что называется, влет, с благодарностью составителю и помощникам. Еще раз подумала: как хорошо, что есть такое собрание! Небольшие разрозненные книжечки житий, возникавшие то тут, то там с конца восьмидесятых, словно бы слились в этом томе в нечто цельное. Совершенно согласилась с тем, что написано составителем в предисловии: «Когда работа над очерками о старцах и старицах XX века только началась, трудно было представить, что Господь даровал многострадальной России не десятки, а сотни духовных светильников, чтобы укрепить верующих людей и вывести заблудших из тьмы в годы безверия».

Пока читала книгу, наслаждалась материалом. Отчасти потому, что многое мне было знакомо. В детстве моя семья жила в закрытом городке. Нянечка, бабушка Наташа, которую родители приглашали посидеть со мной, когда были на работе, читала мне «Отче наш». В соседнем городке работал храм, куда моя мама довольно часто ходила. В этом храме она познакомилась со старушкой, к которой несколько раз возила меня, когда я сильно болела. Старушка делала мне легкий массаж головы и велела маме почаще приводить меня в храм, к причастию. В начале восьмидесятых мама возила меня – подростка – к одной монахине, жившей недалеко от Сызрани. Эта атмосфера – любви, заботы о людях и таинственности – пожалуй, единственное, что помню о тех посещениях. Читая эту книгу, снова окунулась в эту атмосферу. Подумалось: все это теперь как бы уходит под воду. За годы после гонений выросло новое поколение. Я застала самый финал прекрасной драмы. Однако мысль – описать то время и тех людей – оставалась.

Когда издатели предложили написать книгу на данную тему, не отказалась, но сказала, что буду использовать только уже обработанный материал – целый список книг, в котором том жизнеописаний, составленный Светланой Девятовой, занял первое место. В книге, которую назвала «Мироносицы двадцатого века» – проза. Скорее, это художественно-публицистические очерки о женщинах-подвижницах. Я старалась выбирать героинь рассказов так, чтобы показать и общее в их житиях, и отличное. Чтобы виден был характер, но и проступали бы черты лика святой. И, наконец, чтобы сохранялось ощущение, что это – люди, которые жили когда-то рядом. Героини рассказов теперь считаются великими старицами и стали объектами поклонения. Что вполне понятно: голод на святых у людей всегда. А во времена гонений, когда число священников сократилось до минимума (даже в 1988 году на всю Москву было чуть более 50 священников), именно женщины были проводниками христианства. Это были матери, сестры, помощницы, нянечки, соседки. Они спасали людские души из адского пламени. Многие спасенные мужчины становились монахами и священниками. Эти женщины сохраняли, растили и кормили Церковь.

Книга составлена в хронологическом порядке. Первая часть – о подвижницах, монахинях и мирянках, скончавшихся в первой половине двадцатого века. Вторая часть – о тех, кто дожил до наших дней. Особенное внимание уделила подвижницам-монахиням, потому третий раздел – самый большой.