В цирке сегодня бенефис Берты Берс — «любимицы публики», как ее величают афиши.

Настоящим-то любимцем публики является Роберт Робс, этот действительно изумительный фокусник и престидижитатор, а Берта Берс — только его помощница.

Но какая помощница!

Когда она появляется перед публикой, выходя из шкафа, который только что, — это все видели, — был заперт совершенно пустым, зал грохочет от восторга.

Так ослепительно прекрасна она в своем залитом драгоценными камнями бальном платье.

На мгновение цирк замер. И вдруг — закипел.

— Что такое? В чем дело?..

— Где Берта?..

— Нас обманули!

— Шарлатанство!..

Марья Николаевна радостно прислушивалась к мерному дыханию детей.

— Слава Богу… Значит, мне показалось, что у Лилички жарок… Если метроном дыхания работает правильно, значит, все в порядке.

Еще раз бросила взгляд на потешно вздернутый носик хорошенькой пятилетней девочки, поправила сползшее одеяльце на кроватке восьмилетнего сына и, вся еще пропитанная святостью детской, вошла к себе в будуар.

Она давно привыкла к одиночеству долгих осенних и зимних ночей.

Что поделаешь, муж работает. Странно называть его работу работой, но она дает хороший заработок, позволяющий жить чуть ли не в роскоши. Муж — игрок.

Запахивая ночной полукапотик, подкалывая наскоро распущенные было для ночной прически волосы, торопливо пошла в зал.

— Проси!

Вошла дама под вуалью.

— Мы одни? — по-немецки спросила незнакомка.

— Что вам угодно и с кем я имею честь разговаривать? — по-русски отчеканила Марья Николаевна.

Оставшись одна, Марья Николаевна беспомощно упала в кресло и мучительно зарыдала.

Она еще не отдавала себе отчета в случившемся, лишь мало-помалу в сознание стали проникать одна за другой страшные мысли.

Почему Карл, всегда такой раболепно-почтительный, вдруг сегодня так нагло, вызывающе держался, лишь только появилась эта девица?

Откуда вдруг вынырнула эта с позором изгнанная из этого дома немка?

Разве не сам Фридрих настаивал, чтобы ее убрали?