Закон предков

Яньков Николай Дмитриевич

Сборник рассказов молодого читинского писателя Николая Янькова интересно, полно и своеобразно раскрывает мир забайкальской тайги в тот момент, когда еще повсюду — видимые признаки первозданной цельности, но уже проступают черты нового, черты перемен.

Предисловие

В то августовское утро на своей скромной и верной «Волыни», которая помогала ему добираться во многие замечательные, неповторимые уголки Забайкалья, больше видеть и слышать, глубже познавать сибирский край, он ехал в Даурский хребет. Ехал к заветной тихой поляне, заросшей буйным разнотравьем, чтобы сфотографировать на цветную пленку несколько редких целебных растений, найденных накануне, в грибном походе, с женой Любой, опытной травницей: материалы о таких растениях — для будущей книги — Николай Яньков собирал, накапливал много лет. Они поехали на ту поляну вместе — порадоваться таежному диву. И не доехали. Не порадовались. Трагический и нелепый случай — столкновение на лесной дороге — стоил Николаю жизни… Как раз тогда, летом 1978 года, рукопись его рассказов была принята издательством «Современник».

Без него, уже как память о нем, теперь откроют эту книгу близкие, друзья-товарищи Николая Дмитриевича и тысячи благодарных читателей. Не сомневаюсь — именно так, с доверием и благодарностью, встретят читатели «Закон предков», потому что книга эта— умная, искренняя и человечная, она пронизана беспокойной, страстной, ищущей мыслью, согрета горячим и щедрым, открытым добру и всегда незащищенным сердцем.

…Хорошо помню, как он начинал. В те годы я работал в редакции областной газеты «Забайкальский рабочий», и Николай присылал нам из Петровск-Забайкальского района, где жил тогда, свои первые очерки. Были они об интересных, самобытных людях, о встречах на таежных тропах, о своеобразных забайкальских реках и озерах, зверях, птицах и рыбах, редкой красоты и особого величия кедровых лесах. Чтобы рассказать об этом и для себя, и для читателя открыть новое, неизведанное, постигнуть заботы, тревоги и надежды, которыми живут сегодня сибиряки, он забирался в дальние деревушки, в старые прокопченные зимовья, вместе с бывалыми зверовщиками и соболятниками исхаживал не каждому доступные кряжи, пади и мари, пешком или в седле, верхом на терпеливой и выносливой лошаденке, преодолевал сотни километров, поднимаясь на высокие перевалы, суровые становики, на подгольцовые обширные нагорья, откуда сбегают ключи и речки, питающие студеный Байкал. Он пристально присматривался к тайге и человеку среди тайги, и уже первые его очерки отличались достоверностью и обстоятельностью, серьезным отношением автора к предмету изображения, хорошим чувством слова, они были проникнуты сдержанным лиризмом, непоказной любовью к сибирской природе, к человеку, связавшему свою судьбу с этим краем.

Одна из поездок принесла ему счастливую, редчайшую удачу: в маленьком, неприметном селении Красночикойского района в заброшенной буддистской молельне — ее доверчиво открыл перед гостем старик-бурят — Николай обнаружил уникальнейший памятник древней тибетской истории, философии, этики и этнографии, педагогики и медицины — десятки объемистых, заключенных в крепкие доски и обернутых разноцветным шелком рукописных томов «Ганджура», который всего лишь в нескольких, буквально единичных комплектах дошел до наших дней. Публикации Н. Янькова об этом в популярном журнале «Вокруг света», проиллюстрированные цветными авторскими фотографиями, имели большой и вполне заслуженный резонанс, ими заинтересовались не только советские, но и зарубежные востоковеды.

Диапазон его поисков, творческих устремлении сделался еще шире и разнообразней, когда Николай Яньков стал корреспондентом журнала «Вокруг света» по Восточной Сибири. Его журналистские пути-дороги пролегли теперь на Байкал и в Якутию, к загадочному таежному Арей-озеру и в Агинские степи, где пасутся тысячи тонкорунных отар, к строителям Байкало-Амурской магистрали, за седой неприступный Кодар и в долину древнего Онона, что помнит набеги диких орд Чингисхана и хранит об этом немало тайн… То были не просто командировки по заданию редакции. Происходило накопление все новых и новых впечатлений, современного, подлинно жизненного материала, без овладения которым нет писателя. Углубленно переосмысленные, прочувствованные сердцем, эти впечатления дали Н. Янькову добротную и убедительную основу для художественного самовыражения. Так появились его рассказы. Так многие его очерки обрели широту обобщения, яркость и силу рассказа. Так сложилась эта взволнованная, своеобычная книга талантливого прозаика, которую вы, читатель, держите в руках. Это вторая книга Н. Янькова. Первая — «Солонец»— вышла в 1974 году в Иркутске, в Восточно-Сибирском издательстве, и была совсем невелика.

Перевалить Кодар

Греется Дюдувул на солнышке, деревяшку строгает острым ножиком. Может, птица получится, может, зверь. Рядом старик Чохтоо дымит трубкой.

Зимой Дюдувул наломал бока. Промышлять соболей далеко ходил — на Бургай. Теперь кочует с семьей по озерам и рекам вокруг Кодара. Тепло, тихо. У собак рты разинуты, языки висят. Бурбулен звенит — колокольчик олений. Олени щиплют траву, в ручье цветастые рыбы скачут — паутов над водой хватают.

Рыбу ловить бы надо. Колхозный председатель сказал, рыбу лови, Дюдувул. На вертолете привез сети, бочки.

Бочки на солнце высохли и рассыпались. Соболя Дюдувул ловить может, рыбу не может. Кое-как один раз кинул сеть в озеро, пришел сохатый купаться, запутался— злой был! Все порвал. Дюдувул глядел, смеялся; зверь бодал сеть рогами, фыркал, бил копытами. Ему, зверю, что? У сохатого не будут просить рыбу, у Дюдувула будут просить. «Давай, Дюдувул, рыбу…»

Блестят вершины Кодара. Снега блестят, льды. Небо синее. Тени в ущельях тоже синие — остатки ночи. Скалы красные. На красном — зеленое: травы, мох, деревья.