Дождь. Грязь. Треклятая слякоть! Сколько можно? Большая часть человечества проживает на залитых солнцем землях. Мы же обитаем на диком пространстве, именуемом Евразией, где теплая погода стоит в лучшем случае четыре месяца в году. А все остальное время — либо холодная зима, либо то, что называется межсезоньем, другими словами, нечто отвратительное и склизкое с сыплющейся с пасмурного неба колючей снеговой крошкой. Вот в такие дни и проходит основная часть жизни среднего россиянина.

Именно межсезонье — а точнее, ноябрь месяц — хлюпало сейчас простуженным носом над ухом у Натальи Погодиной. А может быть, это хлюпали некогда изящные, а теперь разбухшие от сырости итальянские сапоги тридцать девятого размера, купленные на распродаже за восемьдесят девять долларов? Какая разница! Главное — не то, что вокруг промозгло и мерзопакостно, главное — противно и даже гнусно было на душе у Натальи. Ее унылый вид гармонично вписывался в окружающий пейзаж: обглоданные осенними ветрами ветви старых лип, лужи, маслянисто поблескивающие в желтоватом свете редких фонарей, и согбенные спины одиноких прохожих, стойко, по-фронтовому преодолевающих сопротивление ноябрьского ветра. Тот теперь частенько завывал по ночам, и Наталья с содроганием прислушивалась, как на его вой эхом отзывается ее душа: «Ау, лиходей! И мне тошно, и мне бы повыть в голос, да стесняюсь».

Больше всего на свете она ненавидела ноябрь и вареный лук, но от лука можно было отказаться, а ноябрь надвигался неотвратимо, как смерть, повергая Наталью в уныние. В личной жизни, а она для женщины имеет первостепенное значение, установился полный штиль — не везло Наталье с мужчинами. В этом была некая устойчивая закономерность: если мужчина ей нравился, то уже через неделю выяснялось, что он либо женат и страстно привязан к детям, либо имеет склонность к употреблению горячительных напитков. Ну а уж если не нравился, то… не нравился, и все тут (повод для нелюбви можно найти всегда). Работа? А что работа? Щелканье по клавишам компьютера, кофе для босса по три раза на дню, один выходной плюс двести пятьдесят баксов в месяц. Не разгуляешься, однако!

Ветер задувал так, что временами Наталье приходилось останавливаться и разворачиваться к нему спиной, дабы переждать его очередной взрывной порыв, грозивший раздуть пальто парусом и унести ее в неведомые дали, где, быть может, обитает большая любительница ветреной погоды Мэри Поппинс.

Во время очередного штормового приступа, Наталья остановилась возле фонарного столба:

— Ты долго? Володя уже полчаса как подъехал, — ворчала Лина, разливая утренний кофе по чашкам.

— Си, си, — шутливо отвечал ей муж, на ходу застегивая пиджак. — Кофе готов, дорогая? — Синьор Массимо Фандотти выговаривал слова чересчур правильно с чуть заметным акцентом. Упитанный, как большинство его соотечественников из-за пристрастия к спагетти, он тем не менее сохранил известный лоск и подвижность. Поблескивая очками и на ходу приглаживая вьющиеся темно-каштановые волосы, Фандотти торопливо уселся за стол.

— Давно готов. Пей. Продукты я заказала. Кстати, ты собирался определиться с поваром. И что? — В голосе Лины сквозило плохо скрываемое раздражение.

— Забыл, аморе мио. Но сегодня исправлюсь. Кухня «Пикколо Итали» тебе нравится? — Разговаривая, синьор Фандотти безуспешно пытался пригладить прядь седых волос, строптиво топорщившуюся над низким лбом.

— Не очень. Они плохо смешивают коктейли, — капризничала Лина, разглядывая отполированные ногти и лениво покачивая ногой.