Давным-давно, в самом сердце просторных степей знойной Азии, на берегу могучей и полноводной реки Янури, находилось великое Хоршикское ханство. Окруженные различными кочевыми племенами, хоршики вели оседлый образ жизни и были очень трудолюбивым, талантливым народом. Завоевав в ходе многолетних ожесточенных битв признание и уважение со стороны суровых кочевников, они построили посреди бескрайних степей Азии прекрасные города, изысканная архитектура которых настолько впечатляла, что порой путники, не знакомые со здешними местами, издали принимали их за миражи.

Столицей Хоршикского ханства являлся поистине сказочный — богатый и многолюдный Перистан, расположенный в устье реки Янури, по берегам которой цветущими оазисами раскинулись другие, большие и малые города великого ханства. Каждый из них был по-своему примечателен: один славился бойкой торговлей, другой слыл средоточием культуры, в третий стекались посланцы со всего Востока, дабы заказать оружие, по красоте и мощи которому во всей Поднебесной не было равных.

Город Архот, где проживал лекарь Пехлибей со своей дочерью Эльнарой, был известен искусством кожевенных дел мастеров. Одна часть мужского населения Архота занималась выделкой кожи, вторая половина — изготовлением из нее всевозможных изделий, которые затем передавались в женские руки для украшения их причудливыми орнаментами, меховой окантовкой, а порой и драгоценными каменьями. С самого раннего утра и до позднего вечера, не поднимая головы, трудились тысячи ремесленников, мастерство которых высоко ценилось не только жителями обширного ханства, но и представителями многочисленных сопредельных кочевых племен. Стойкий запах свежевыделанной кожи присутствовал едва ли не в каждом дворе, сопровождая жизнь уроженцев Архота от рождения и до последних дней. В этих однообразных буднях незаметно протекали дни и годы, одни поколения архотцев сменяли другие, подобно тому, как меняются времена года. И все так же летом немилосердно палило высокое солнце, выжигая степные равнины, осенью дул промозглый ветер и шел проливной дождь, из-за чего не только люди, но даже лошади с трудом передвигались по пропитанной влагой земле. А в зимнюю стужу от невыносимого мороза пряталось все живое. И только вьющийся над печными трубами дым говорил: в заснеженном Архоте жизнь не угасла, а ждет весны. Когда растекутся вешние воды, прилетят из теплых краев птицы, а на деревьях появится нежная листва. Когда воздух наполнится пьянящим ароматом свежести и буйного цветения, будоража душу мечтаниями и непонятным томлением.

В одну из таких весен потомственный лекарь Пехлибей, будучи молодым и порывистым юношей, отправился вместе с племенем самсетов в глубь Востока, манившего своей загадочной и волнующей недосказанностью. Не один год провел Пехлибей в дальних странствиях, дошел до берегов Индийского океана и везде, благодаря своему честному нраву и способностям целителя, находил приют и доброе к себе отношение. Немало интересного узнал любознательный и впечатлительный юноша об обычаях и культуре народов Востока, немало полезному научился в искусстве врачевания у тибетских и индийских целителей. Не раз способному и пригожему молодому мужчине предлагали остаться жить в той или иной стране, сватали за него своих дочерей и сестер, но Пехлибей, постигая мир, все шел и шел вперед.

Оказавшись у берегов Индийского океана, он поначалу поразился его красоте и величию. Но потом неожиданно для самого себя ощутил вдруг сильную тоску по родине. По реке Янури, с которой были связаны самые счастливые воспоминания его детства, по родному городу, все дома и общественные здания в котором были построены из гладкого белого кирпича, по жителям Архота — бесхитростным и неутомимым труженикам Великой Степи. Пехлибей понял, что настало время возвращаться домой — продолжать дело своих предков.

Зейнеп, высокая стройная тридцатилетняя женщина с немного печальным взглядом миндалевидных глаз и полными губами цвета ранней вишни, встретила гостей очень радушно. Она поселила влюбленных в небольшой пристройке, в которой ее покойный муж, занимавшийся торговлей, хранил когда-то товар. Сейчас здесь находились широкая глинобитная суфа, застеленная двумя толстыми коврами, две деревянные тахты и низенький столик. В углу лежал аккуратно свернутый матрац, набитый верблюжьей шерстью. После легкого ужина Пехлибей, чтобы не смущать возлюбленную, вышел на улицу. Зейнеп осталась помочь приготовить постель.

Чужеземец, совершивший этой ночью неслыханный дерзкий поступок, с наслаждением вдыхал свежий воздух, наполненный ароматом цветущей сирени, к восхищенно смотрел на высокий небосвод, усеянный сверкающими звездами. Он вспоминал, как, будучи маленьким мальчиком, любил лежать в густой траве к смотреть в голубое небо, по которому медленно плыли облака. Он мечтал, что вырастет и непременно совьет множество крепких веревочных лестниц, по которым сумеет подняться до самых небес и своими руками коснется загадочных облаков. В комнате было темно. Осторожно, чтобы не разбудить милую, Пехлибей прошел в дальний угол, где поверх циновки лежал матрац, и от неожиданности вздрогнул, услышав нежный голос:

— Господин, разве твое законное место не там, где находится твоя жена? Зачем ты хочешь оставить меня в холоде одиночества, подвергая страданиям мое трепещущее от любви к тебе маленькое, но очень горячее сердце?

— Но, любовь моя, ведь мы еще не поженились. Как я могу прикоснуться к тебе, зная, что тем самым вовлеку твою невинную душу в непозволительный грех? Я очень люблю тебя, и не хочу причинять тебе никаких, даже малейших страданий.

— О каком грехе ты ведешь речь, светоч глаз моих? Разве любовь не есть самое чистое чувство, которое люди могут испытывать друг к другу, и разве перед лицом Всевышнего мы с тобой не есть отныне муж и жена? Грех — не разделить со мною ложе любви.