Полина Бон – псевдоним известной российской фотомодели.
Роман рассказывает о закулисной стороне жизни «красивых, богатых и знаменитых».
Изображенный на страницах книги мир модельных агентств, подиумов, олигархических вечеринок, дорогих курортов поражает точностью деталей, убийственным сарказмом и безжалостной честностью.
Глава первая
Если дураки-хозяева догадались не отключать спрятанные в стенах и золоченой лепнине скрытые камеры и микрофоны, то уже сегодня все происходящее в эту минуту вокруг меня станет самым популярным видео в Интернете. Новостные порталы, электронные версии газет и видеосервисы отдадут любые деньги, чтобы вывесить ролик на самых видных местах на своих главных страницах. Я уже вижу захлебывающиеся в некрофильском восторге заголовки баннерной рекламы:
Сколько миллионов кликов соберет фотография, на которой телезвезду с ожогами третьей степени несут на носилках врачи? На каком месте в рейтингах поисковых сайтов будет фоторепортаж с кадрами обугленных золоченых панелей, растоптанных шикарных букетов, потерянных туфель по три тысячи евро каждая? Сколько выложат рекламодатели за то, чтобы реклама элитной недвижимости и клиник для похудения висела на одной странице с изображением обожженного лица бывшей порнозвезды-ставшей-актрисой, по которому размазаны кровь, сопли, сажа и косметика на основе человеческих эмбрионов? Удастся ли доморощенным папарацци запечатлеть шрамы на силиконовых грудях известной светской львицы, выбегающей из огня в разодранном платье от
Сhristian Lacroix
, которое до этого было похоже на шикарную атласную обертку дорогого подарка?
У меня нет времени, чтобы произвести все подсчеты. Мимо меня несется приземистое существо во фраке, надетом поверх лиловой рубахи с неимоверным жабо, напоминающим гигантскую бугристую гематому. Дряблые нарумяненные щеки существа сотрясаются от каждого движения, как мясистый индюшачий придаток. Рот перекошен. Из висящей на руке сумки из фальшивой кожи питона на бегу вываливаются серебряные столовые приборы, кольца для салфеток и шоколадные конфеты в золотых обертках.
Существо сбивает меня с ног. И я, как большая сломанная кукла, на негнущихся ногах падаю на залитый вином и изгаженный растоптанной пищей наборный паркет.
Глава вторая
Перелистаем книгу моей жизни в начало. Вернемся в то время, где еще нет Виктории Дольче, особняков, похожих на съемочные площадки мексиканских сериалов, фотовспышек, крутящихся рулеток, воздуха с непременной тошнотворной влажной вонью сигарного дыма и голосов, которые бы отлично подошли персонажам с картин Иеронима Босха…
Мне четырнадцать лет. И у меня еще прежнее имя, которым меня назвали при рождении: Карина Каджар. Я нахожусь в мире несбыточных грез, поэтому вся моя жизнь проходит в сослагательном наклонении. Многочисленные лукавые и манящие «если бы» и безапелляционно-безысходные «но» ведут непрекращающуюся войну, опустошающую мое сознание и отнимающую все силы. Я трачу очень много сил на то, чтобы обойти все эти опасные мины в виде «но» и «если бы» и убедить себя в том, что я счастлива. Каждая моя мысль, каждое воспоминание или надежда превращаются в настоящий лабиринт, ведущий в неизвестность. Мои мысли и фантазии похожи на затейливую арабскую вязь родовых книг семейства Каджар.
Если бы мой прадед не был свергнут, остался шахом и не убежал бы в эту северную страну, где родились мои родители и где родилась я, то через два года я должна была бы стать женщиной. Так записано в родовых книгах. В день моего шестнадцатилетия моя мать с процессией поющих прислужниц и двенадцати девственниц сопроводили бы меня в хамам. Здесь после омовения банная служительница – тайаба-аль-хамам – подготовила бы меня к таинству первой брачной ночи. Все это время прислужницы и девушки пели бы заклинания, отгоняющие злых духов.
Обнаженную, со свечой в руке, меня ввели бы в центр банного зала. Здесь, в клубах пара и благовоний, на мраморном ложе, тайаба-аль-хамам тщательно вымыла бы мое тело и открыла мне все плотские тайны. Под звуки песен и молитв я должна была выйти из хамама в легком одеянии, пропитанном розовым маслом, и с покрытой головой. В следующую после омовения ночь родители жениха прибыли бы в дом моего отца, а моя мать и мои подруги покрыли бы мои руки узорами из хны.
Еще через день в белом платье и с букетом из тридцати трех белых роз в руках под белоснежным балдахином я с моим женихом вошла бы в зал, где нас встречали бы гости, родственники, священник. На пиру, который начался бы после ритуала, мы сидели бы на главном месте, озаренном солнечными лучами… Мои далекие предки были зороастрийцами: они поклонялись огню и солнцу.