Солнце уже высоко поднялось над дымным горизонтом, когда Сергей Деревянкин, голодный, измученный и грязный, вернулся из полка, который с тяжелейшими боями форсировал Дон и занял плацдарм на его западном берегу. Надо бы хоть немного поспать, обсохнуть, поесть, успокоиться... Надо! Даже солдаты, участвовавшие в штурме вражеских позиций, выведены из боя и приводят себя в порядок, отдыхают. Но он не может. Никак, ни при каких условиях. Журналистский долг требует, чтобы обо всем увиденном и пережитом было сегодня же напечатано в газете. Вся дивизия должна узнать о событиях, происшедших ночью, о наиболее отличившихся солдатах и командирах. О новой победе советского оружия...

Сергей сам это прекрасно понимает. А тут еще редактор стоит «над душой» и вопрошающе смотрит на него: газету, мол, уже давно надо запускать в печать, а полоса, приготовленная для очерка Деревянкина, пустая. Никто же, кроме тебя, не напишет.

Ждет машинистка, ждут наборщики, печатник, экспедитор, работники полевой почты. Ждут тысячи читателей.

Деревянкин с трудом разомкнул веки, взглянул на стоящих вокруг него товарищей и тяжело опустился на пенек, рядом с которым были замаскированы наборные кассы.

— Батальон, смирно! — громко скомандовал старший лейтенант Даниелян. Потом повернулся направо, стараясь не показать, как болит раненая нога, и потому, ступая особенно четко, торжественным строевым шагом подошел к стоявшему поодаль командиру полка Казакевичу.

Утреннее донское солнце скользнуло по истрепанным, но щегольски начищенным сапогам комбата. Правая нога заныла, но Даниелян, словно в отместку за боль, жестче отрубил последние шаги и резко вскинул руку к выцветшей, лихо сидевшей пилотке:

— Товарищ подполковник! Батальон по вашему приказанию построен! Докладывает командир батальона старший лейтенант Даниелян.

— Здравствуйте, товарищи!

— Здравия желаем, товарищ подполковник! — дружно, как один, ответили солдаты.