В двенадцать лет я убил своего отца. Во время церемонии установки статуи на Девятом кладбище я плакал, и это были последние слёзы в моей жизни. Мать держала меня за руку и уверяла, что всё будет хорошо. Она солгала — дальше стало только хуже. Никогда не думал, что окажусь на краю забвения в смехотворные двадцать шесть. Это не тот возраст, чтобы умирать, согласитесь?

В тот день я пришёл на службу как обычно в семь. Питерсон поймал меня в холле, будто я убегал с сумочкой его бабушки.

— Козински жаждет видеть тебя, — сообщил он, сияя злорадством.

— Что на этот раз?

Питерсон пожал плечами:

Знаете, иногда приходится признавать, что тебя поимели в зад, а ты этого даже не заметил. Если вы не помните за собой таких признаний, значит, до сих пор ещё не заметили.

Я не хочу утомлять вас длинной вереницей вопросов и ответов, обильно сдобренных ненормативной лексикой (преимущественно моей), поэтому не стану воспроизводить во всех подробностях случившийся между мной и секс-ботом Викторией диалог, а ограничусь лишь лаконичным протоколированием ситуации на планете Элизиум Прайм. Итак, «Версия проститутки?1».

Как оказалось, отсутствие туристов в отелях и барах Элизиума — стандартная картина. Они действительно располагались вдоль побережья в огромных контейнерах, именуемых консервационными камерами. Я уже упоминал о безумцах, желающих сохранить молодость любым вообразимым способом. Заморозка или консервация — крайние меры, как ни крути. Вас заживо хоронят в ящике, чтобы потом воскресить лет через двадцать, тридцать, сто. Продолжительность целиком зависела от ваших желаний и количества цифр в банковском счёте.

Есть лишь одна проблема: если по какой-то причине, находясь в мире искусственных снов, вам захочется вернуться в своё тело, то придётся отложить пробуждение до даты истечения контракта. Однако не это самое страшное. Представьте: на человечество нападает более развитая цивилизация пришельцев, уничтожает одну колонию Э-Системы за другой и в конечном итоге добирается до замороженных продуктов в морозилках. Трусы прячутся в убежища, дипломаты пускаются на поиски компромиссов в переговорах, а до вас никому нет дела, и поэтому вы оказываетесь в самом нелепом положении из всех — лежите как препарированный лягушонок на столе, приготовленный для опытов. Наверняка пришельцы посмеются от души. Это всё равно, что получить дубинкой по голове от грабителя, находясь в сортире торгового центра со спущенными штанами и под дозой гепротика.

Элизиум Прайм был большой морозилкой, служившей лишь одной целью для всех прибывающих — законсервировать себя всерьёз и надолго. Все контейнеры подключались к единой интерактивной базе, транслирующей для «постояльцев» жизнь на элитном курорте. Но клиент мог выбирать «фильм» и на свой вкус.

Помимо жены, Захар Мойвин не любил две вещи: свою работу и разговоры о полётах. Всего два года назад он был одним из лучших курсантов главного космолётного училища страны и готовился стать будущим пилотом военной космической флотилии. Годы упорных тренировок, кладезь грёз, не разбавленная мутной действительностью и вера в покорение новых горизонтов. Хорошее было время? Забудьте, господин Мойвин! Теперь вы сотрудник месяца в фирме, продающей бытовых роботов. Тоже неплохо. Правда, ежемесячные счета из салона регенерации съедали половину семейного бюджета, а кредит за жильё висел как мертвец на лужайке перед домом, и от него стоило избавиться как можно скорее, пока он не стал разлагаться процентным зловонием по всей усадьбе. При этом нельзя было забывать о рейтинге благополучных семей района Цикотюк, чтобы ненароком не оказаться в подвале турнирной таблицы. Мечтать некогда, у времени появилась ценность, а у забот — рутинно-прикладной характер. И виной всему случай на дискотеке с проваленным тестом на гепротики.

Раньше безлунными и бессонными ночами Захар часто забирался на крыши небоскрёбов и наслаждался видом звёздного неба. Когда один, когда — со случайной подружкой, заинтересованной скорее не им, а его статусом будущего пилота. Что не мешало ему «эксплуатировать систему», как любил говорить Сева Шмелёв, давний товарищ из внезапно закончившейся юности.

Именно его знакомое лицо разбавило пелену посетителей «Технокросса» тем судьбоносным днём.

— Захари Батькович! — воскликнул Шмелёв. — Ты выглядишь как ощипанный и сваренный петух.

— Привет, Сева, — вяло ответил Захар и пожал протянутую руку с идеальным маникюром.

— Как говорил Лысый Дэн: «Это был восхитительный удар через себя в прыжке скорпиона!». — Алекс откупорил бутылку найденного в минибаре вина и принялся наполнять бокалы.

— Кто такой лысый Дэн? — устало спросил я, вводя в навигационную систему «Тек-3» координаты Прайма. Нечасто я мечтаю о скором погружении в гиперсон.

— А, ты же не посещал уроки футбола. Был у нас такой преподаватель Дэн Лёвебруллен.

— Ты умудрился запомнить эту чудовищную фамилию? — Я картинно выпучил глаза. — Он умер?

Алекс поперхнулся и отставил бокал:

Белый песок приятно грел ступни. Где-то на горизонте забавлялись парашютисты, утопая в ярких лучах светила. Захар раскинулся на шезлонге, держа в руке стакан с ядовито-бирюзовой жидкостью.

Он спит? Что это за место? Тело отказывалось подчиняться, как если бы разум Мойвина заключили в манекен. Первое, что Захар смог сделать через несколько минут, это осторожно отставить стакан на миниатюрный столик и осмотреть свою одежду. Классический бич-стайл: шорты в цветочек и рубашка с изображением пальм, на голове — бандана.

— На редкость жаркий денёк, — услышал он речь на юнике и повернул голову. На соседний шезлонг плюхнулся мужик в белой панаме и обратился к другому незнакомцу, притаившемуся чуть поодаль в тени. — В раю сегодня выходной, Бенни? Где твоя краля?

— Ты про Мелинду? — Тот второй устало махнул рукой. — Она какая-то странная. После концерта я её так и не видел.

— Чёрт, у меня до сих пор мозги гудят от этой музыки, — проворчал мужик в белой панаме и посмотрел на часы. — И Боззо со Струковым так и не объявились. Сколько можно жарить этих девок?

Застрял в капкане на Тропике — так бы я охарактеризовал своё положение. Сказать кому, засмеют. Но мне ещё повезло — я мог бы повторить участь Шмелёва и застрять в мёртвом теле. Тогда бы мне не пришлось решать вопрос побега с Тропика. Помню, как я подумал, обнаружив труп с выжженным мозгом: скорее возвращайся в себя, раз они напали на след. Но у меня был приготовлен джокер в рукаве. Я не знал, сработает он или нет, но рискнул и продолжил действовать по плану. В итоге спас свидетелей и Алекса. Не стройте удивлённые физиономии, сентиментальность тут не при чём. Мне нужны были живые сознания, а не подборка скаченных воспоминаний. Волокита с проверками подлинности могла затянуть расследование «дела учёных» и увести его в невыгодное для Банка русло.

Доверить Мойвину «Агрессор» было самым сложным решением, но альтернатив я не нашёл. Оставалось уповать на отлаженную работу автопилота и невмешательство грегари. Синхромодуль пришлось оставить в условленной урне для здешнего агента. Доставив звездолёт на орбиту, я вернул Алексу родное сознание, а сам вернулся в номер на семьдесят пятом этаже «платинового корпуса» отеля «Генрилэнд». Шмелёв поселился в «золотом» сорока этажами выше, но это не помогло ему выжить, а меня, наоборот, спасло. Яйца оказались в разных корзинах.

Открыв глаза, я увидел Меган. Она сидела на кушетке, подобрав ноги под себя, и сжимала в руке элегантный лучевик.

Несмотря на бесплатный пригласительный билет, я не пошёл на выступление Кроффа. В тот день с Земли прилетела подмога в лице Шмелёва и его грегари Мойвина. Вдвоём нам легче стало пасти учёных, особенно когда перед концертом сенсоджея объекты слежения разделились: двое пошли на концерт, а двое в ночной клуб, где увязались за местной дичью женского пола. Шмелёв был тайным поклонником брэйн-софт музыки, и этим всё сказано. Как оказалось, я подарил ему пригласительный билет в вечное забвение, но тогда я этого не знал. Что случилось на выступлении — загадка. Учёные и Мойвин пропали. Когда я проник в номер Шмелёва, тот был жив, управлял гергари и не думал возвращаться. Я решил, что ему удалось узнать нечто важное. Возможно, он сел на хвост нашим врагам, покинул отель и собирал важную информацию, поэтому не мог отключиться от марионетки. Стоило приставить к нему Лидию, но к тому моменту я уже навесил на неё немало более важных заданий. В какой-то степени, даже более важных, чем жизнь банковского агента.

Когда Паркер покинул тело Ротмана, Захар сидел в кресле второго пилота и наблюдал за панорамой Тропика с околопланетной орбиты. Несмотря на ту же внешность, Мойвин сразу понял, что это был совсем другой человек. Прежде, чем Ротман заговорил. Выражение лица, взгляд, манеры. Неужели влияние тела на них меньше влияния разума? Захар решил, что в конкретном случае так и было. Паркер профессионально осваивался в новой оболочке, а может, просто давно знаком с ней.

— Уже улетаем? Всем добрый вечер, кстати, — поздоровался Ротман и заходил по салону, будто разминая затёкшие конечности. Затем понял, что с лицом не всё в порядке и пощупал челюсть. — Похоже, было весело. Надеюсь, Майло вас не сильно раздражал?

— За три дня я успела привыкнуть к нему в двух ипостасях, — отозвалась Лидия. Она сидела на гравитационной подушке чуть поодаль.

— Я Алекс. А ты, наверно, Сева? — Ротман протянул руку, Мойвин машинально пожал её.

— Нет, я Захар. Сева погиб.