Яманатка двигался совершенно бесшумно, ловко проскальзывая в самых непроходимых, с точки зрения Шипе-Топека, дебрях. К тому же, он так ловко и умело ориентировался в Синем Тумане, что Шипе-Топек ему просто завидовал.

Шипе-Топек часто завидовал Яманатке, по любому поводу. И тому, что Яманатка не боится Плоскунчиков, и тому, что Яманатка мог обходиться одним Коллоидом, и тому, что у Яманатки было шесть рук, и тому… в-общем все связанное с Яманаткой вызывало у Шипе-Топека зависть. А когда Шипе-Топек завидовал — в нем просыпалось Чувство Голода, а Шипе-Топек не Яманатка и одним Коллоидом он сыт не будет, а значит надо снова идти к Барьеру и рискуя жизнью пытаться раздобыть Органику. А жизнь у Шипе-Топека, не в пример рукам Яманатки, только одна. Какая-никакая а Жизнь. Вон Огма — тот каждое Новолуние рождается заново, он может хоть каждый Светодень ходить к Барьеру. Ему Огме все нипочем…

Шипе-Топек споткнулся, упал, больно стукнувшись, правой головой о некстати подвернувшийся пенек. Пенек фыркнул и отполз на новое место, а Яманатка оглянулся и укоризненно покачал верхней парой рук.

«Хоть бы посочувствовал», — сердито подумал Шипе-Топек. — «Нет, недаром Огма говорит, что Яманатка: это — Цель Оправдывает Средства, и сочувствия у него искать, это все равно, что в Синем Тумане пытаться ультразвуком «нащупать» препятствие.»

Шипе-Топек поднялся, помахал хвостом, чтобы отогнать налетевших Кровососцев.

— Я — болен! — агрессивно заявил Шипе-Топек и попытался забиться поглубже под корни «Говорливого дерева Брысь».

— Брось, — вяло возразило дерево Брысь.

— А я говорю — болен. У меня раздвоение личности!

— Ну, ты загнул! — дерево почесало корнем о корень и тяжело вздохнуло.

— Ты что, не веришь? — обиделся Шипе-Топек.

На высоком холме, выпирающем из синего тумана как прыщ на стыдном месте, стоял Шипе-Топек с большим плакатом в руках. И плакат и Шипе-Топека было хорошо видно из далека, но и вблизи тоже неплохо.

На плакате было написано:

«Д-А-Е-Ш-Ь!!!»

Первым на такой призыв естественно откликнулся Рекидал-Дак, но сначала он решил уточнить:

— Что дают-то? И кто последний?

«Стояло жаркое лето, но оно стояло не долго, вскоре ему стоять надоело и оно ушло. Наступила осень…»

Шипе-Топек погрыз ноготь седьмого пальца на левой ноге и задумался:

— Интересно, на что она могла наступить?

Шипе-Топек вновь с ожесточением погрыз ноготь седьмого пальца на левой ноге, но уже с помощью другой головы и отложил в сторону уголек, а исписанный лист добавил к пачке таких же листов, ранее принадлежавших кустарнику семейства «Макулатурник неистребимый», а ныне ему — Шипе-Топеку обыкновенному.

Впрочем… Это еще как посмотреть. Если честно взглянуть на себя со стороны…

Говорливое дерево Брысь задумалось о Смысле Жизни, но все испортил невесть откуда взявшийся многорукий Яманатка.

— Эй, аграрий! Сколько можно сидеть под корнями? Выходи дело есть, величаво сложив на груди часть рук интригующе прокричал Яманатка и ковырнул ногой корень Говорливого дерева Брысь.

— Сам ты, — оскорбилось дерево Брысь, — штучка с ручкой!!!

— Ты чего? — опешил Яманатка, — я же не к тебе, а к Шипе-Топеку.

— Тем более, нечего вести себя столь э-э-э… не корректно.

«Трехразовое питание — это моя слабость.» — мучительно подумал Шипе-Топек, пытаясь усилием воли вызвать у себя отвращение к еде. Яманатка, по-видимому, тоже проголодался, это хорошо было заметно по тому, какие выразительные взгляды он бросал на кору Говорливого дерева Брысь, а временами и на Шипе-Топека. Огма дремал, так, по его мнению, меньше расходовалось калорий. Что и когда ел Рекидал-Дак, всегда понять было не возможно, но и он как-то странно поигрывал молекулами репеллента. Только Говорливому дереву Брысь все было нипочем с его крепкими и длинными, хотя и абсолютно асоциальными, корнями.

Ну а у Шипе-Топека от тоскливого ощущения вакуума в желудке, глаза стали круглыми-круглыми, как будто он увидел, что Говорливое дерево Брысь — зацвело и собирается плодоносить. От этого все вокруг воспринималось как-то особенно светло, но не радостно.

— Однако, Учение — Свет! — весомо, но вяло сказал Огма.

— Тот или Этот? — так же вяло уточнил Рекидал-Дак, но Огма так на него посмотрел, что Рекидал-Дак понял: этого точно, не знает никто.

— Учение — свет, — нудно «гудел» Огма, — а знания — сила.