Каждый пьяный — волшебник. Или, скорее, в опьянении есть такой краткий момент, когда волшебство где-то рядом, стоит только руку протянуть. Лежа на грубо отесанных камнях моста и глядя на темную реку внизу, я точно знал, что, сделав всего лишь небольшое усилие, могу перенестись из этого мерзкого переулка в тепло своего дома на том берегу. Луна в своей третьей фазе висела у меня над плечом и освещала мощный поток воды. Я крепко зажмурился и в этот самый миг понял, что упустил свой шанс. Волшебство исчезло. Такие вещи требуют четкой и быстрой реакции. Мне этому еще учиться и учиться.

Я открыл глаза и обнаружил, что все еще нахожусь в этом проклятом городишке. Дувший с севера ветерок обдал меня холодом и болотными запахами, закрутился вокруг шеи и коленок, и я поплотнее закутался в свою толстую шерстяную сутану. Но плеск речных волн внизу и лунный свет слишком хорошо сочетались с элем у меня в желудке, так что на какой-то момент я даже, кажется, задремал, и мне почудился далекий-далекий звон небесных колокольчиков.

Ладно, хватит. Пора вернуться к элю и теплу и насладиться и тем, и другим. Я спустился с моста, прошел пару шагов по берегу и стал мочиться в воду, долго и обильно. Моя струя сверкающей серебристой дугой вознеслась над речным потоком. Приведя в порядок сутану, я пошел назад к таверне, где оставил своих друзей.

Таверна «Посох епископа», если она еще существует, — это маленький, убогий домик — таким она смотрится снаружи. Ее сложенные из неотесанных каменных глыб стены как бы плавятся и расплываются, уходя в землю, словно сыр, забытый на солнце. Владелец таверны, чья изжелта-бледная физиономия, похожая на череп, нередко отпугивала потенциальных клиентов, терявшихся при первом взгляде на него, но на самом деле добрейшая душа, однажды сообщил мне, что ее построил его предок еще во времена последнего из датских королей

[1]

.

Принимая во внимание похожие на расплавившийся сыр стены, а также поганки, во множестве произрастающие под свесами крыши, ему можно было верить. Но, открыв дверь из толстенных кривых досок, скрепленных здоровенными ржавыми коваными гвоздями, храбрый или бесхитростный посетитель попадал в большой зал, где было тепло от огромного камина, занимавшего почти целую стену, с длинными лавками, отполированными бесчисленными задницами до состояния темных зеркал, с полом из каменных плит, застеленным тростником и душистыми травами, и с двумя огромными бочками крепкого сладкого пива. Это было — и для блага убогого городишки я молюсь, чтобы по-прежнему оставалось, — самое замечательное пиво во владениях нашего епископа.

Однако понадобился не один глоток восхитительного нива, какое найдешь только в «Посохе епископа», прежде чем я наконец повернулся к своим друзьям.

— Ну давай же, рассказывай! — потребовал Мартин де Галлис.

Я потянулся за новой кружкой и тут заметил, что рука у меня трясется уже не так сильно.

— Вы уж будьте так добры, проявите немного уважения к человеку, который только что смотрел в лицо смерти! — заявил я.

Теперь они просто сгорали от нетерпения.