О затерянном среди лесов посёлке с находящейся там колонией строгого режима двадцать лет назад и не вспомнили, для боеголовок нашлись цели поважнее. Трибунал и приговор: «высшая мера социальной защиты» — не самое страшное! Всё кувырком: ты палач и жертва, ты герой и изгой… Тебе одна дорога — в лес. А там хозяйничают твари и выжить, ох, как нелегко! Лесники ухитряются возвращаться в Посёлок с добычей, но то лесники. Всем известно, что эти ребята со странностями. А нормальному человеку за Оградой делать нечего.
День первый
Сначала казалось, с этим я легко справлюсь — дело-то не хитрое. Но, едва я увидел собравшуюся на площади толпу, заскреблось, зацарапалось ледяными коготками беспокойство, нехорошие приметы вспомнились.
Понятно, не стоит на каждую примету обращать внимание: одни верные, другие — ни то, ни сё, лишь напрасно смущают. Беда в том, что сразу не разберёшься.
Умные люди в эту ерунду и вовсе не верят, но, заслышав крик банши, любой, даже самый умный, сплюнет через левое плечо, и пальцы в кукиш сложит: мол, чур, меня! Банши — всего-навсего лягушка, большая и вкусная, если хорошо приготовить. Есть у неё маленький недостаток — голосит, будто петли ржавые скрипят, только намного громче. Звук, между прочим, разный бывает. Есть и такой, который человечье ухо не слышит. Как придёт время банши плодиться, начинает она к обычным воплям добавлять этот самый неслышимый звук. Такая жуть пробирает — хочешь, не хочешь, а фигу покажешь.
А когда ящерка на сапог залезет, или кошка дорогу перейдёт, обязательно схватишься за пуговицу, даже если ни в какие приметы не веришь. На всякий случай — мало ли, как обернётся?
Всё пошло не так с самого утра. Судите сами, это нормально, встречать двадцатый день рождения под виселицей? Хорошо, что не с петлёй на шее, потому что когда на шее петля, не до примет уже. А если предстоит кого-то вздёрнуть — возможны разные варианты. У меня варианты имеются, но дело-то нешуточное, оттого и на душе неспокойно.
День второй
Маленький, корявый и заросший рыжим волосом человечек по имени Лёша, подбоченившись, стрельнул в меня взглядом жёлтых прищуренных глаз, в дебрях неопрятной бороды обозначилась кривая ухмылка.
— Парни, гляньте, как вырядился. Кажись, думал, что его по бабам зовут, — глумливо проговорил Алексей. Не зря его кличут Лешим. В точку попало прозвище, приклеилось, не отдерёшь. Савелий охотно заржал над шуткой, не постеснявшись выставить напоказ коричневые пеньки зубов. Антон улыбнулся без ехидства, и почти дружелюбно.
— Ты вот что, — сказал он. — Ты на этих сморчков не обращай внимания. Ну их! Как есть — бомжи, смотреть тошно. А к нам цепляются, потому что завидуют. Мы-то с тобой хоть куда!
— Хоть туда, а хоть сюда! — захихикал Леший. — Пятый десяток, а хорохоришься, как пацан. Смотри, не надорвись. Инфаркт не дремлет.
— Завидуй, завидуй, — сказал Антон. — У самого, небось, в штанах всё отсохло. Потому ты и злой.
