Звон, звон со всех сторон. Кажется, во всех церквях этого скованного холодом города, засыпанного снегом и заснувшего на берегу реки, одновременно били в колокола. Звуки стекались в один, переплетались, пронизывали стены старинного аббатства, вибрировали вместе с ними, проникали вовнутрь, уносили меня ввысь, в запредельные дали. И там, наверху, сливаясь с чистыми голосами певчих, я парила, летала, свободная от всего, нимало не заботясь, что происходит внизу. Вечер проникал сквозь огромные окна с цветными витражами, играл на каменных колоннах, прятался под белым, с позолотой, потолком храма. Какая разница – ведь это всего лишь бред, лишь сон… Но в нем так хорошо!

Все же взглянула вниз. Людская суета – огромный храм битком набит. Женщины в длинных пышных платьях… Серебро и золото их нарядов разбавляли багряные мантии кавалеров. Все молчат, смотрят спектакль, что разворачивается перед ними. В тишине, наполненной лишь звуком дыхания тысячной толпы, редкими покашливаниями да треском сотен свечей, слышался глубокий грудной голос епископа. Рядом с ним, на синей ковровой дорожке, замерла молодая женщина с распущенными рыжими волосами. На ней платье цвета золота и парчовая мантия, подбитая горностаем. Я не видела ее лица, пока она не подняла взор к небу. Вряд ли бы заметила меня, парящую, летящую, но… Женщина, казалось, смотрела только на меня. Я поняла, о чем она думает. Осознала, что она держится из последних сил. Боль поселилась в ее животе, расползалась стремительно, подобно злокачественной опухоли, по телу, выжигая внутренности. В голове у женщины билась мысль: «Отравили!» Какой-то странный у меня сон…

Опять звон колоколов. Бум! Бум! Я вновь унеслась ввысь, разрывая нашу связь. Парила, свободная и невесомая, впитывая густой бас священника. Кажется, говорил он на латыни:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…

Надо же, словно отпевает кого-то! Нет, не женщину, склонившую голову, но так и не распростершуюся перед ним на дорожке, хотя священник, кажется, ждал именно этого. Она еще жива, еще сильна. Да и я не собираюсь сдаваться!

Я снова очнулась. Лежала на мягкой постели, чувствуя тяжесть одеяла, что накрывало почти с головой. Пришла в себя, но не открывала глаза и не шевелилась, все еще надеясь, что горячечный бред минувших дней закончился. Сейчас я услышу писк медицинских приборов и почувствую тонкий и въедливый запах больницы. Ничего подобного! Тишина… Пахло сыростью каменных стен, слышалось потрескивание бревен в камине и чье-то дыхание рядом. Нет, не в моей кровати, а, кажется, на стуле неподалеку, словно там прикорнула больничная сиделка. Но я знала, что это не больница. Неужели кошмар продолжается? Ведь меня спасли, вытащили из машины, почему никак не приду в себя в своем мире?

В день аварии уехала из Москвы, потому что не хотела никого видеть. Мне исполнилось тридцать. Время собирать камни… В жизни их набралось предостаточно, на целую изгородь хватит. Угу, чтобы забаррикадироваться и никого не пускать.

День рождения выпал на пятницу. Я отнесла на работу три тортика, на которые с непривычки потратила весь вечер предыдущего дня. По дороге в банк купила несколько бутылок шампанского. Еще мартини, сок, оливки. Накрыла стол в кабинете, пригласила девочек из отдела. Заодно и мальчиков, куда без них. Потом весь седьмой этаж подтянулся, ведь у начальницы юбилей! Целый день в мой кабинет не зарастала народная тропа… Восьмой и шестой этажи пожаловали – бухгалтерия и кредитный отдел. Завалили цветами и конфетами, да так, что вазы по всему банку разыскивала, пришлось даже у уборщицы банки трехлитровые выпросить. Интересные вещи водятся у тети Зины в подсобке. Что она с ними делает?

Кабинет вскоре превратился в город-сад. В обед цветы еле-еле дотащила до машины, хорошо девочки помогли. Загрузила на заднее сиденье, подвинув сиротливо лежащую теннисную ракетку и сумку с формой. Работала в день рождения так себе, с переменным успехом. Особенно после двух бокалов шампанского, что булькало и взрывалось в голове веселящим газом. Я даже стала забывать причину, по которой собиралась уволиться после шести лет работы.

А потом пришел он, причина и следствие – Андрей Ярославцев. Непосредственное мое начальство, практически небожитель с двенадцатого этажа. Спортивный, уверенный в себе брюнет с синими глазами. Красивый, зараза! Цвет глаз завораживал, особенно на фоне «пятизвездочного» загара, привезенного из Арабских Эмиратов. Отдыхал, оказывается, в Дубаи с семьей. Поздравил, подарил розы, поцеловал в щеку, задержав губы на моей коже дольше, чем позволяли правила приличия. Знал же, что не отвечу при людях пощечиной. Пожелал рабочих свершений и карьерного роста. Если бы заикнулся про личное счастье, ходить ему битым! Нервы у меня давно ни к черту. Надоело, сил моих нет! Затем Андрей выпроводил всех, закрыл дверь и вручил персональный подарок. Две путевки в Таиланд. Первая – на мое имя. На второй, подозреваю, стояло его, но я об этом так и не узнала. Порвала на кусочки, заявив, что увольняюсь. С удовольствием смотрела на его ошарашенное лицо. Еле сдержалась, чтобы не бросить в начальника чем-то тяжелым. Вазой с тридцатью розами, например. Знает же, сволочь, что это мои любимые цветы!