Ко времени начала рассказываемых ниже событий я уже в течение трех с лишним лет, а точнее с марта 1963 года, работал в качестве сотрудника международного Секретариата Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. За эти годы мне в этом качестве уже удалось немало поездить по Соединенным Штатам Америки и побывать в целом ряде стран Западной Европы.

Новый, 1966 год готовил для меня совершенно невероятный подарок — мое первое, довольно длительное и романтически страшно увлекательное путешествие в Мексику и страны Южной Америки. В те времена строгого советского режима подобное могло скорее присниться, нежели состояться в реальной жизни.

Для меня лично желание побывать в Латинской Америке было заветной мечтой еще со времени моих школьных лет. Первое знакомство с музыкой этих стран, услышанной вначале в кустарных записях на рентгеновских снимках, а впоследствии на пластинках и магнитофоне, ещё больше подхлестнуло моё стремление побывать в тех далёких и для меня удивительно романтических краях на другом конце света. Отсюда же проистекала и моя внутренняя тяга к самостоятельному изучению их открытий, истории, географии и литературы, что в те времена в советских условиях было довольно непростым делом, ввиду недоступности материалов или их скудного содержания. Эти же причины побудили меня и к самостоятельному изучению сначала испанского, а затем и португальского языков, которые меня привлекали не только своей экзотической красотой, но и как средство возможного общения с людьми из этих стран и их более глубокого понимания. Маленьким окошком в мир жизни этих стран были редкие фильмы из Аргентины и Мексики в наших кинотеатрах, а также в Испанском клубе Москвы на улице Правды (Клуб им. Чкалова, где потом разместилось казино), куда интересовавшиеся студенты нашего факультета могли иметь доступ по протекции наших преподавателей — испанских эмигрантов.

В немалой мере целый год работы на Кубе существенно приблизил меня к осуществлению моего давнего и заветного желания побывать в нескольких странах Латинской Америки и их лучше узнать. Да, Куба стала для меня важным шагом на этом пути, но только первым шагом. Впереди ещё было более 20 неизведанных мной и манящих своей романтической таинственностью стран Центральной и Южной Америки, но они казались для меня недоступными. Даже ООН почти не проводила там каких-либо международных конференций. Но вот в 1966 году Бразилия вдруг сломала это бездействие, пригласив Организацию провести одну из её конференций в своей новой столице — Бразилиа. Еще более интересным для меня оказалось то, что благодаря моим знаниям испанского и португальского руководитель нашей службы назначил меня в эту командировку вместе с Марией Николаевной Джейквит. Радости моей не было предела.

Получив назначение в командировку в Бразилию, я сразу же решил изучить возможность использовать такой уникальный шанс, чтобы за счёт части отпуска и на собственные деньги побывать и в других латиноамериканских странах. Приступив к выбору маршрута, я сначала определил те страны, которые меня привлекали в первую очередь. Затем я провёл беседы и консультации с целым рядом моих латиноамериканских коллег, давших мне не только много ценных советов, но и адреса и телефоны своих родственников, друзей или знакомых в своих странах, которым они хотели передать свои посылки.

Заведующим этим отделением уже многие годы состоял Сергей Сергеевич Зилотти — племянник композитора Сергея Рахманинова и внук крупнейшего русского музыканта начала XX века Александра Зилотти, который был одновременно и устроителем популярных музыкальных концертов, получивших название «сезонов Зилотти». Надо сказать, что моё знакомство с Сергеем Сергеевичем произошло довольно случайно. Как и почти все другие руководители отделов и подразделений в здании Секретариата, на рождественские праздники он тоже устраивал приём для своих сотрудников, на который всегда непременно приглашались гости из числа работников Секретариата — клиентов его бюро.

На первый же такой приём после моего поступления на работу в ООН получил приглашение и я, видимо, в качестве нового клиента. Согласно местной традиции при входе в зал приёма гостей всегда встречает его устроитель. Когда при входе я представился хозяину торжества по-английски, назвав свои имя и фамилию, а Сергей Сергеевич ответил мне по-русски, я не преминул спросить его о его возможном родстве с нашим известным музыкантом. Зилотти подтвердил, что он его внук, и выразил большое удивление, что в Советском Союзе ещё помнят его знаменитого деда. Поскольку наш разговор создал некоторое скопление подходивших гостей перед входом, Сергей Сергеевич извинился за перерыв в беседе и обещал найти меня в зале приёма несколько позже. В ходе вечера нам удалось поговорить с Зилотти более подробно о нём самом и его знаменитых родственниках.

Мы с ним стали добрыми знакомыми, и всякий раз, когда я приходил в его отдел по поводу поездок в отпуск или в командировки, Сергей Сергеевич всегда поручал оформление моих билетов своему самому опытному сотруднику, а при прощании неизменно давал мне каждый раз новую сумку какой-либо авиакомпании. На его приёмах я стал завсегдатаем, что давало нам с ним возможность продолжать наши интересные беседы. В 1973 году в СССР торжественно отмечалось столетие рождения Сергея Васильевича Рахманинова. Сестра Рахманинова — мать Сергея Сергеевича и он сам были приглашены на участие в этих торжествах в Москву и Ленинград, но из-за плохого состояния здоровья более чем 90-летней Рахманиновой-Зилотти они поехать в Советский Союз не смогли.

Уже немало лет спустя после этого события наш писатель Юрий Нагибин, с которым мы вместе летели из Москвы в США, в ходе разговора сказал, что он работает над сценарием фильма о Рахманинове и во время пребывания в Америке хотел бы разыскать его родственников. Когда я сказал ему, что был знаком с его племянником, находившимся к тому времени уже несколько лет на пенсии где-то под Нью-Йорком, Нагибин загорелся желанием с ним встретиться и попросил меня устроить это дело. Пообещав попробовать договориться о такой встрече, я дал Нагибину свой телефон, чтобы он смог позвонить мне через несколько дней с рассказом о результатах моей попытки, так как сам Нагибин с женой Аллой после пересадки в Нью-Йорке летел в Калифорнию и своих координат там не знал. Разыскать Зилотти и уговорить его на встречу с Нагибиным мне удалось, но сам Нагибин так и не объявился…

Мексика… Мехико (México) — в испанском произношении. Это название происходит от имени бога войны ацтеков Мекситли, который согласно легенде привёл их племена на берега озера Теночтитлан, где они основали в его честь город Мехикко Теночтитлан. Оно постепенно заменило первоначальное название «Новая Испания», которое было дано этой территории, завоевавшим се бесстрашным конкистадором Эрнандо Кортесом в 1519–1521 годах.

Сегодняшняя столица страны Мехико во время завоевания ее испанцами находилась полностью в окружении вод озера Теночтитлан, и доступ к ней был возможен только на лодках или по проложенным к ней дамбам, что в свое время чуть не погубило всю экспедицию Кортеса. В ходе неоднократных штурмов и боёв прекрасный столичный город ацтеков, восхищавший испанских завоевателей своей необыкновенной уникальной красотой, был ими практически полностью разрушен.

Построенная испанцами на его месте новая столица постепенно опускалась в землю ввиду исчезавших вод озера и перемещалась на более твёрдые участки. В наше время когда-то большое озеро Теночтитлан, состоявшее из пяти соединённых между собой озёр, совершенно высохло, оставив небольшой экзотический рукав озера Ксочимилко в пригороде Мехико, известный своими плавающими яркими цветниками, садами и огородами. В некоторых районах этой столицы можно видеть целые крупные здания, уже серьёзно ушедшие в грунт, как, например, Музей изящных искусств с муралями и картинами Диего Риверы, Альфредо Сикейроса и Ороско.

Здесь я остановился в очень уютном и чистом пансионе одной пожилой француженки, которая была хорошей знакомой моей коллеги по работе Нины Рубинштейн, настоятельно рекомендовавшей мне это место. Для хозяйки от Нины я привёз из Нью-Йорка сувенир и письмо, что содействовало её большему участию в планировании моих туристских походов и поездок. Благодаря её советам я мог гораздо лучше организовать своё время для посещения музеев и достопримечательностей города и определить, что и где в Мексике есть, чтобы избежать почти повальной для иностранцев в этой стране «мести Монтесумы» — сильных расстройств желудка, названных так по имени последнего вождя ацтеков, вероломно свергнутого испанцами.

Мексика — это, пожалуй, единственная страна Латинской Америки, где уже в то время официально высоко и с гордостью оценивались богатство и значение культуры индейцев, а также их роль в формировании страны. Об этом, например, совершенно явственно говорили и само название великолепного «Музея индейцев» и его содержание. Та же самая идея проходила в ярком и самобытном творчестве лучших и всемирно известных мексиканских художников Риверы, Сикейроса, Ороско и других. Именно им принадлежит благородная инициатива, выдвинутая ими в Барселонском манифесте ещё в начале 20-х годов ушедшего столетия — вынести искусство из камерного окружения стен музеев, куца не могли ходить бедные люди, на огромные поверхности стен домов и университетских зданий, которые могли видеть без входной платы все, кто проходили мимо них. Ознакомление с работами этих гигантов-новаторов является одной из наиболее интересных и привлекательных сторон посещения Мексики.

Рейс самолёта теперь давно исчезнувшей американской компании Брэнифф, на который я пересел в Панама-Сити, шёл из Лос-Анджелеса в Лиму с последующей посадкой в Боготе.

Основную часть его пассажиров составляла большая группа американцев в тропических шлемах, рубашках и шортах, которые, как выяснилось, летели охотиться в джунглях Колумбии на притоках могучей Амазонки. Моими соседями оказались руководитель одного из крупнейших перуанских профсоюзов и его помощник, которые возвращались в Лиму с конференции в Панаме. В ходе завязавшегося разговора в ответ на их расспросы я рассказал им о себе, а они говорили о своей работе, о положении в Перу, о рабочем и профсоюзном движении, о своих семьях и делах. Сначала они не могли поверить, что я из Советского Союза. Потом, осознав, что я говорю серьёзно, они признались, что это их первая встреча с человеком из СССР — страны, перед которой они испытывали настоящее благоговение в связи с тем, что она для них олицетворяла государство рабочих и крестьян. Ввиду одного этого факт а они сразу же зачислили меня в число своих друзей, подробно расспрашивали о нашей жизни и профсоюзах, а узнав, что после Колумбии я собирался приехать в Перу, обещали меня непременно встретить и во всём посодействовать. Мы расстались с ними в Боготе как старые друзья.

Итак, я прибыл в Колумбию… Эта крупная по территории страна (она в два раза больше Франции) в северо-западной части Южной Америки унаследовала своё название в честь великого Колумба в 1819 году от более крупного региона, в который она входила. Ее карибское побережье было открыто и впервые обследовано тем же замечательным рыцарем джунглей Васко Бальбоа, который первым из европейцев увидел Тихий океан, преодолев трудный Панамский перешеек. Вплоть до освобождения от Испании и ещё некоторое время спустя, когда освободитель этой части континента Симон Боливар пытался объединить возникшие на месте бывшей Новой Гранады автономные регионы, судьба этой страны была тесно переплетена с будущими Вепесуэлой и Эквадором…

В 1535 году Педро де Луго — аделантадо города Санта-Марта, основанного на северном побережье сегодняшней Колумбии всего за десять лет до этого, принял решение отправить в глубь континента экспедицию для обнаружения истоков могучей южноамериканской реки Магдалены, впадавшей в Карибскос морс недалеко от вверенного ему нового поселения. Главой экспедиции он назначил своего талантливого сотрудника Хименеса де Кесада, который весной 1536 года отправляется вверх вдоль болотистых берегов Магдалены с отрядом в количестве свыше 800 человек. В январе следующего года, преодолев огромное расстояние через тропические джунгли, постоянные нападения со стороны воинственных индейцев, мучительные болезни, голод и отроги Анд, Кесада наконец вывел своих людей на широкую и благодатную горную долину, населённую племенем чибча.

Согласно подсчётам, племя чибча тогда состояло примерно из одного миллиона индейцев. К этому времени у отважного конкистадора осталось измученных переходом 167 человек и 59 лошадей! После нескольких вооруженных схваток и одной решающей битвы между пришельцами и местными жителями вождь чибча Зипа покинул свою столицу и исчез навсегда из ноля зрения испанцев. На месте этой столицы у подножия гор, где начиналась широкая плодородная долина, которую чибча называли «богота», что на их языке означало «большие угодья», Кесада основал в 1538 году новый город, который он пазвал Санта-Фэ, в память о том полевом лагере, откуда испанские короли Изабелла и Фердинанд вели свою победоносную войну против Гранады — последнего мусульманского владения на полуострове в 1491–1492 годах. Таким образом, новый город обрёл название Санта-Фэ-де-Богота (ныне Богота).

Среди моих коллег по работе в Нью-Йорке, которые передали со мной подарки и письма в свои страны но моему маршруту, была одна молодая и красивая девушка-перуанка Мария-Элена, проходившая у нас стажировку в порядке подготовки к экзаменам на синхронный перевод. Её передача предназначалась для её жениха, завершавшего свой дипломный проект на получение звания архитектора в университете Сап-Марко в Лиме. Она уже заранее сообщила своему Мигелю о времени моего прилёта, и он обещал меня обязательно встретить, хотя мой рейс прилетал около трёх часов утра.

Когда я с чемоданом появился перед небольшой группой встречающих в аэропорту Лимы, то мы с Мигелем сразу же узнали руг друга, и он, увидев меня, тут же подбежал ко мне, представился и стал тепло обнимать, как будто мы с ним были старые друзья. Мигель подхватил мой чемодан, и мы, оживлённо разговаривая, направились к выходу. Увлёкшись встречей с Мигелем, я не успел заметить, что меня встречали ещё два человека — два профсоюзных руководителя, с которыми я познакомился в самолёте но пути из Панамы в Колумбию, и которые тоже обещали меня встретить, хотя я им говорил, что меня уже будут встречать и что им не стоит об этом думать. По правде говоря, я и не ожидал, что они приедут за мной в аэропорт, но теперь надо было с этим делом разобраться. Они подошли к нам с Мигелем, мы радостно и искренне поприветствовали друг друга, и я их познакомил с будущим архитектором. Они сказали, что, даже зная, что меня будут встречать, всё равно хотели приехать увидеться и договориться о последующей встрече. Мы так и условились, хотя мои профсоюзные руководители настояли поехать на своей машине и проводить меня до гостиницы.

Па выходе из здания терминала прямо около дверей мы оказались перед новеньким красным спортивным «феррари» — очень дорогой и редко, даже в Америке, встречающейся машиной. К моему невероятному удивлению Мигель поставил мой чемодан около «феррари» и стал привычным жестом открывать его дверь. «Ничего себе! — подумал я с восхищением. — Вот это сюрприз, который мне приготовила Мария-Элена через своего жениха». Мои профруководители тоже остановились посмотреть на эту автомобильную диковинку, разглядывая её вместе со мной с разных сторон. Мигель сел за руль, и «феррари» словно самолёт на разбеге перед взлётом, рванулся вперёд и помчался по пустому шоссе в Лиму. При практическом отсутствии движения по всему пути мы за разговором доехали до гостиницы в центре города невероятно быстро. Я успел оформиться, вместе с Мигелем съездить в мой номер оставить вещи и проводить его вниз, когда подъехали мои руководители профсоюзов. Было почти 4 часа утра, и мы с Мигелем и профсоюзниками условились о встречах на завтрашний день.

Приняв душ, я рухнул спать и проснулся на следующее утро от телефонного звонка около 10 часов. Звонил Мигель, сказавший, что заедет за мной к 11, покатает по городу, а потом повезёт меня на обед к своим родителям в пригород Сан-Исидро. Собравшись, я вышел в город позавтракать и немного пройтись по улицам старой части города, где находилась моя гостиница. Здесь сохранилось много просторных 2-этажных домов с узорчатыми чугунными решётками на балконах по всей протяжённости их уличных стен. Через ворота более поздней постройки порой можно было увидеть широкие внутренние дворы-патио, покрытые выжженной желтовато-зелёной травой, с элегантными королевскими пальмами, фруктовыми деревьями, пёстрыми цветниками и яркими бугенвиллиями. Всё это было очень мило, дышало стариной, но выглядело как-то неухожено и заброшено. Когда-то богатые аристократические владельцы этих домов обеднели и не имели достаточно средств на их надлежащее содержание.

Пунктуальный Мигель заехал за мной в назначенное время, и красный «феррари» повёз нас по улицам и площадям перуанской столицы…

За годы моего первого раунда работы в Секретариате ООН мне довелось немало поездить по странам Европы, как в командировки, так и во время отпуска в Москву и обратно. С учётом существовавших тогда у нас порядков выездов за границу, к тому же, как правило, организованными группами, моё положение международного служащего Секретариата ООН в Нью-Йорке предоставляло мне и моей жене уникальные возможности самим совершить целый ряд памятных путешествий и по европейским странам. Максимально используя эти возможности, мы посетили вместе или раздельно, в зависимости от обстоятельств, а иногда и неоднократно, Францию, Италию, Испанию, ФРГ/ГДР, Португалию, Австрию, Бельгию, Данию, Швецию, Голландию, Грецию, Югославию, Чехословакию, Болгарию, Венгрию, Англию, Финляндию и Польшу.

Сам факт свободного посещения советскими людьми многих из упомянутых стран тогда был событием далеко не ординарным, а скорее исключительным. Находясь в Европе, мы ездили по ней на автомобилях, поездах, самолётах, пароходах и даже на ледоколе. В ходе этих путешествий нам довелось вплотную познакомиться с разнообразной культурой европейских стран, посетить многие музеи и достопримечательности, побывать в театрах и на выставках, увидеть разнообразие и красоту их природы, лучше проникнуться их жизненными ценностями. Некоторые из этих поездок становились ещё более интересными, когда они оказывались связанными с необычными обстоятельствами, как, например, в рассказываемых ниже случаях.

Летом 1967 года, в самом начале нашего приезда домой в отпуск после поездки по Италии и командировки в Женеве меня вызвали в Информцентр ООН в Москве, где вручили телеграмму из моего офиса в Нью-Йорке с предписанием через несколько дней отправиться в месячную командировку в Рим. Оказавшись снова в столице Италии, правда, на этот раз по рабочим делам, я сразу же направился в ту же самую уютную и приятную гостиницу-пансион в самом центре Вечного города, где мы всей семьёй останавливались в качестве туристов всего два месяца тому назад. Добрая хозяйка пансиона ещё хорошо помнила меня и мою семью и смогла найти для меня приятный номер, хотя пока лишь на несколько дней.

Моя конференция открывалась на следующее утро в здании ФАО — Продовольственной и сельскохозяйственной организации системы ООН. Однако разногласия между государствами-участниками конференции по центральным вопросам оказались настолько серьёзными, что после двух дней официальных заседаний вся сё работа перешла в форму неофициальных кулуарных консультаций. Сотрудникам Секретариата было предложено звонить рано каждое утро в офис и справляться у дежурного представителя о необходимости являться в тот дет на работу. Мы прилежно звонили, но в первую неделю приходили на работу всего три раза.

В это время в Риме стояла необыкновенная даже для него жара, кондиционеров здесь практически нигде в те годы не было, а мой номер в гостинице хозяйке сохранить для меня не удалось. Из-за переполненности других гостиниц туристами мне пришлось искать отель в окрестностях Рима. К этим поискам присоединились еще двое моих коллег, которые хотели уехать из удушающей жары города. Мы вместе нашли очень приятную гостиницу, расположенную прямо напротив пляжа в Лидо ди Остиа, куда можно было ездить на метро. Мы с удовольствием поселились в этом месте, и пока не было работа, проводили много времени на пляже.

Поскольку заседаний было немного и в последующие две недели, мы стали почти постоянными посетителями пляжа наряду с жившими неподалёку итальянцами. Один из них, услышав однажды нашу иностранную речь, спросил нас по-итальянски, из какой мы были страны, и я, который, хотя и не очень грамотно, но довольно бойко говорил на этом языке, сказал ему, что мы из Советского Союза. То, что потом произошло, заставило меня неоднократно пожалеть об этом признании.

Оказалось, что этот простой пожилой итальянец, бывший рабочий, живший на очень скромную пенсию, был убеждённым коммунистом и считал СССР совершенным раем. Он, по-видимому, решил как можно больше приблизиться к этому раю путём самого тесного общения с нами. Но поскольку мои коллеги по-итальянски не говорили, а наш новый знакомый не говорил на других языках, то всё своё общение с нами он сосредоточил на мне.

После завершения римской конференции, которая для сотрудников её Секретариата превратилась почти в каникулы, я решил на обратном пути в Москву навестить мою сестру, которая в это время находилась в Берлине. Однако в Восточный Берлин самолёты из стран Запада в то время не летали вообще, а в соответствии с существовавшим тогда статусом Западного Берлина его могли обслуживать только американская, английская и французская авиакомпании. Так что для того чтобы попасть из Италии в Восточный Берлин кратчайшим путём, нужно было сначала долететь до Мюнхена, там пересесть на американскую «Пан-Ам», оттуда прилететь в Западный Берлин, где через, наверное, самый известный в мире пропускной пункт Чарли переходит^ в Восточный Берлин.

Следуя этому маршруту, я заказал свои билеты с расчётом воспользоваться пересадкой в Мюнхене и остановиться в столице Баварии на два дня. Там мне хотелось посетить его великолепные Старую и Новую пинакотеки, познакомиться с уникальным собранием картин Кандинского, Явленского и Верёвкиной периода «Голубого всадника» в галерее Лебенсфрау, о которых я был наслышан, побывать в известных мюнхенских пивных залах — бирхале и увидеть другие достопримечательности этого нетипичного, альпийского по духу города Германии.

К вечеру первого дня в Мюнхене после посещения двух музеев и прогулки по городу я решил воспользоваться советом имевшегося у меня путеводителя и поужинать на центральном мюнхенском вокзале, где рекомендовалось обязательно попробовать местный леберкэзе — мясное блюдо, приготовленное из своего рода ливерной колбасы. Рекомендованный путеводителем ресторан оказался скорее типичным немецким пивным кабачком, где не было даже столов, а полученные за прилавком раздачи блюда и пиво нужно было потреблять за массивными высокими бочками, стоя.

Взяв леберкэзе и кружку чёрного мюнхенского пива, я нашёл для себя место за одной из бочек-столов. В кабачке, который, видимо, действительно пользовался популярностью, в тот час было так многолюдно, что найти место в нём было непросто, и некоторые посетители были вынуждены ждать, пока кто-то из клиентов не закончит свою трапезу. Через пару минут вслед за мной на освободившееся около меня место встал со своим пивом и закуской американский солдат в форме, который вежливо извинился на английском языке за то, что ему приходится своим вторжением стеснять своих соседей за уже довольно плотно занятой бочкой. Я, как его непосредственный сосед, ответил ему тоже по-английски, что всё нормально и что в этой ситуации нам всем можно немного потесниться.

Услышав мой ответ, новый сосед по ужину, как это довольно принято среди американцев, сразу запросто представился, назвав свое имя — Питер. Он сообщил, что служит в военной американской части под Мюнхеном, а сегодня гуляет в городе по увольнительной вместе с несколькими сослуживцами, которые ждут его к вечеру в армейском клубе недалеко от вокзала. Я в ответ сообщил ему своё имя, которое он тут же в американской манере сократил для собственного удобства до «Тим». Затем Питер рассказал, что он из Нового Орлеана,

В марте 1968 года мне выпала чрезвычайно интересная трехмесячная командировка в Вену на Международную конференцию по праву договоров. В ходе этого относительно длительного периода и совпавших с ним почти двухнедельных пасхальных каникул мне с несколькими коллегами удалось не только подробно познакомиться с прекрасной столицей Австрии, её многочисленными богатыми музеями и галереями искусств, домами-музеями Моцарта и Штрауса, её великолепными дворцами (в одном из них — Хоффбурге — происходила сама конференция), памятниками и парками, соборами и театрами, побывать на красочных национальных и действительно народных праздниках, но и поездить по этой удивительно живописной альпийской стране. Отсюда же, пользуясь относительной близостью Вены к Чехословакии и Венгрии, нам удалось совершить увлекательные путешествия и в эти страны. Наиболее памятным из них стало путешествие на автомобиле через Словакию и Чехию в Прагу и обратно.

Практически всем известно, какие события в те весенние месяцы развёртывались в той тогда одной из самых преуспевающих социалистических стран в связи с целом рядом практических шагов, которые её партийное и государственное руководство принимало, чтобы построить у себя «социализм с человеческим лицом». В Австрии — бывшей владелице территорий соседней Чехословакии — всегда сохранялся повышенный интерес к событиям в отколовшихся частях бывшей Австро-Венгерской империи. Ввиду их огромной политической значимости, а также действия инерции вековых исторических уз и географической близости, чехословацкие события весны 1968 года в Австрии воспринимались с особым вниманием и остротой и, конечно же, очень широко освещались. Так же как и в других описываемых здесь эпизодах, я и в данном случае не касаюсь сути политических вопросов, связанных с этими событиями, сосредоточивая внимание на чисто человеческой стороне их восприятия в качестве оказавшегося среди них или рядом с ними наблюдателя.

Вместе с двумя другими советскими коллегами по работе мы решили съездить в Прагу, чтобы своими тазами увидеть то, что там так бурно происходило и о чём так сенсационно и подробно каждый день вещали средства массовой информации всего мира. Сергей, один из этих коллег, работал в Секретариате ООН в Женеве и приехал в командировку в Вену на своей старой «Волге» первой модели. Он любезно предложил отправиться в Прагу на его машине, что позволило бы нам лучше познакомиться со страной во время поездки по её городам и весям.

Зная, что ни в одну социалистическую страну нельзя было приехать и найти с ходу гостиницу, а при имевшем тогда место массовом наплыве туристов и других заинтересованных визитёров в бурлившую Прагу, мы решили заказать себе номера через агентство путешествий, которое обслуживало участников нашей конференции. В агентстве нам сообщили, что нам нужно сначала позаботиться о визе, на которую потребуется неопределённое время, а потом выбрать дни поездки. Согласно нашему статусу международных служащих мы по линии МИДа были приравнены к дипломатам, и нам выдавались советские дипломатические паспорта, с которыми, по крайней мере до весенних событий в Чехословакии, визы туда не требовались. Агент решил убедиться в том, что это положение не изменилось, и, сделав несколько звонков, подтвердил действие старого правила.

Теперь мы перешли к обсуждению вопроса о гостинице. Наведя необходимые справки, наш агент сообщил, что с гостиницами в Праге в это время было очень трудно. Единственное, что он мог предложить, были самые дорогие номера «люкс» в центральной гостинице Праги, которые следовало оплачивать только в долларах и предпочтительнее сразу, так как при любой задержке и эти номера могли уйти. Кроме того, мы должны были также за доллары выкупить купоны на питание по разряду «люкс» на оба дня пребывания в гостинице. Посоветовавшись, мы согласились на предложенные условия и соответственно оформили заказ, получив подтверждающие его бумаги. На дорогу и на разные мелкие расходы мы разменяли небольшие суммы шиллингов на чехословацкие кроны.