Добропорядочное семейство решило перевезти на землю обетованную прах отца. Однако когда вскрыли могилу, в ней обнаружили еще два скелета. Кем были эти незаконно захороненные здесь люди? Почему они оказались в чужой могиле? Раскрытие этого, казалось бы, безнадежного дела поручено следователю по особо важным делам Московской прокуратуры Клавдии Дежкиной и молодому стажеру Ирине Калашниковой. В ходе расследования вскрывается криминальная история, произошедшая много лет назад на одном из московских кладбищ.
ПОНЕДЕЛЬНИК
— …За три поллитры пусть тебе бомжи копают. Земля ж мерзлая еще. — Федька смачно сплюнул прямо на могилу, нимало не стесняясь пожилого седовласого мужчины в дорогом плаще.
— Ну а сколько вы хотите? — вежливо поинтересовался тот. — У меня еще, видите ли, дела, так что нельзя ли побыстрее?
— Покажи разрешение, — в сотый раз попросил Федька и опять принялся внимательно изучать разрешение на вскрытие могилы, как будто там могло быть написано, сколько он может с этого клиента содрать. — Так, Бербрайер Борис Моисеевич. Год рождения тысяча девятьсот пятый, год смерти тысяча девятьсот семьдесят девятый, захоронен второго ноября.
— Да, второго ноября. — Мужчина терпеливо мял в кармане две сотенные бумажки, твердо решив больше не давать ни при каких условиях.
ВТОРНИК
Этот сон уже мучил Клавдию Васильевну несколько дней. И до того ж он был мрачный, что она даже родным о нем рассказать не могла. А просыпалась каждый раз в ужасе и страхе, с колотящимся сердцем и жутким отвращением к самой себе. Ведь получалось, что в ее сознании (или подсознании) жили все эти изощренные мерзости и грязь.
Во сне все походило на киносъемку. Хотя Дежкина не видела киноаппаратов, не видела осветительной аппаратуры, суетливого режиссера, но какой-то дух показухи витал над тем, что творилось на ее глазах. Страшный дух. Так бывает во сне: изначально знаешь, где все происходит, и обстоятельства как бы являются данностью. Вот теперь это было что-то из жизни Древнего Рима. Все люди были одеты в светлые туники или латы. И всех их казнили. Казнили разнообразно, с выдумкой, кроваво и безжалостно.
Рубили головы, распинали на крестах, отдавали на растерзание львам. Впрочем, таких казней уже видено было в кино несметно. Много красной краски, неубедительные манекены, примитивные спецэффекты… Но, чувствовала Дежкина, что и самих киношников все это не устраивает, что задумали они еще что-то необычное, что-то новенькое, чтобы встряхнуть заскучавшего зрителя.
Во сне Дежкина шла мимо всех этих ненастоящих смертей, как мимо досадных, но малозначительных помех, и почему-то знала, что ей срочно надо вон туда, к нагромождению белых шатров, что именно там произойдет главное, чего она боится, но к чему ее тянет непонятное и гадкое любопытство. Вот это-то любопытство и мучило ее потом больше всего.