30-го июля 1942 года немецкая подводная лодка U-166 под командованием капитан-лейтенанта Гюнтера Кюхельмана патрулировала Мексиканский залив. После взрыва американского парохода, уходя от атаки эсминцев, подлодка легла на грунт. Когда она вновь всплыла, море оказалось чистым – ни эсминцев, ни обломков парохода. С этого момента и начались странности: проходили дни, а радиоэфир молчал по всем частотам, на море перестали попадаться любые корабли, там, где раньше всё побережье светилось заревом огней, – сплошная темень. Словом, чертовщина.
Два последующих события повлияют на судьбу подлодки U-166 (а впоследствии и на ход всей мировой истории):
первое – матрос Бруно Лоренц нырнет с аквалангом, чтобы осмотреть винты и подводную часть корпуса субмарины;
второе – они наконец встретят корабль, но… странный. Типичную каравеллу из XV–XVI веков. Из пушечных портов торчат стволы, по палубе расхаживают бородатые люди с саблями на боку. Вдобавок ко всему с парусника начинают сбрасывать за борт тела людей, мужчин и женщин. С этого все и начнется…
1
Вторые сутки Мексиканский залив был тихим и гладким, похожим на деревенский пруд. Ровная, как стол, зеленая поверхность моря, неподвижный воздух, классический полный штиль. Солнце еще только начинало подниматься над горизонтом, но уже ощутимо припекало, заставляя вахту на ходовом мостике раздеваться до шорт и маек со свастикой на груди. Казалось, мир и время остановились. Инородным телом в этом мировом спокойствии тянула длинный, зеленый след немецкая подводная лодка U-166. Черная тропическая ночь рассеивалась, наступало утро 30 июля 1942 года. Где-то за тысячи миль отсюда грохотала война, тонули корабли, горели города, воздух был пропитан витающим страхом. Где-то, но не здесь. Америка только по газетным статьям знала, что такое светомаскировка, прибрежные города светились всеми цветами радуги, корабли в ночном море можно было принять за новогоднюю елку. Ничто не мешало U-166 совершенно спокойно плыть при прямой видимости берега, точно определяя местоположение по сверкающим ориентирам. Экипаж был потрясен такой демонстрацией мира. Вахта на мостике водила окулярами биноклей не столько по горизонту в поисках целей, сколько по зеленой воде в поисках акульих плавников. Подстрелить акулу хотелось каждому из четырех вахтенных. Выданный для этой цели капитаном автомат стоял в углу на палубе мостика. Пополнить оскудевший за полтора месяца плавания рацион команды казалось не менее важным, чем увидеть вражеский корабль на горизонте.
Старший на вахте второй помощник Герберт Вагнер наслаждался свежестью утра, подставив лицо лучам восходящего солнца. Вахта подходила к концу, спускаться в тесную утробу лодки с ее жарой и сыростью не хотелось. Прошелестев, через рубку перелетела летучая рыба. Тихо перешептывались двое вахтенных матросов. Герберт с трудом вспомнил их имена, они были из нового пополнения. Обычно он не обращал внимания на матросский треп, как правило касающийся французских девушек или борделей, но этот разговор заинтересовал своей необычностью.
– Клаус, как ты думаешь, у подводников есть своя Валгалла? – вытерев о майку вспотевшие от бинокля руки, спросил Пауль напарника.
– Что? – Клаус задумался, вопрос друга застал его врасплох. – А что такое Валгалла?
– Ну, это у скандинавов, такое царство воинов. Они там гуляют, дерутся, убивают друг друга, чтобы восстать из мертвых и снова драться. Главный у них господин по имени Один.
2
– Корабль на горизонте!
Командир с помощником соскочили с ограждения. Подхватив висевший на шее бинокль, Кюхельман повел его в направлении вытянутой руки сигнальщика. На едва различимой границе слияния неба и моря чернела жирная точка. Корабль. Сердце подпрыгнуло в охотничьем азарте. Сигнальщик не ошибся, не принял за корабль остров или облако – четкими штрихами прорисовывались мачта и труба. Новость мгновенно облетела лодку. Осторожно поглядывая на командира, прогонит или нет, свободные от вахты матросы заполняли верхнюю палубу. Все вертели головами, пытаясь рассмотреть обнаруженный корабль.
– Дать команду на погружение? – Вернер наконец нашел в бинокль пароход.
– Нет. В перископ мы его потеряем, далеко.
Кюхельман нагнулся к открытому люку рубки и прокричал:
