Костин родной Дом на набережной был той же замуровкой с мертвечиной. Кто-то выпрыгнул из окна, кто-то сдавал квартиры и пропадал, бывшие вожди не жильцы, иностранцы и нувориши одномерны, как роботы. Жили рядом два типа неплохих, но верхний, друг детства Аркаша Блевицкий, спился и мечтал о бабе с деньгами, а новый сосед Леонид Иванович Иванов занимался компьютерным обеспечением и на выходные летал к сыну-школьнику в Итон.
1
ФИЛИАЛ ХРУЩОБЫ И КРЕМЛЯ
Эта дикая история случилась летом в Москве. Обошлось всё, к счастью, относительно малой кровью. Народ разъехался по отпускам. Газетам некого было доводить до инфаркта подробностями. К тому же, дело касалось отчасти гостайны. Его быстро замяли, закрыли и к осени забыли. Кто-то, правда, сберег газетные вырезки, но хранил их в папочке и на вынос не давал, а устные рассказы распались на анекдоты.
Кашу заварил журналист Константин Касаткин из бульварной газеты «Это Самое». Малый он был молодой, лет тридцати с небольшим, легконогий, приятный. Он хорошо писал, любил и понимал женщин и потому нравился им всем. А главное, Костя обладал редким даром – чутьем.
Раньше Костя работал в «Новом Веке», но ушел в бульварный таблоид. Получилось, что в умной и «независимой» газете Касаткин зависел от идейных установок главного редактора. А в глупой и зависимой от спонсора газетенке он как хотел, так писал.
Писал Касаткин о разном. Своего профиля найти пока не удавалось.
Однако, то, о чем Касаткин писал, знал он обывательски хорошо. Поначалу он пошел по следам аналитиков Сикелева и Раденко. В статьях он пытался подвести итог или кого-то ущучить. Но чутье вывело его на верный путь. И в «Этом Самом» Костя стал писать просто о том, что случалось.
2
ЦАЦКИ НУЖНЫ ВСЕМ
Газета «Это Самое» помещалась в сретенском тупике в выселенной трехэтажной развалюхе с вывеской «Ариадна-интернешнл». Шесть бывших коммуналок, по две на этаж, снимал тихий бизнес, в одну, на первом этаже, впустив этосамовцев. Желтый фасадик, шершавая входная дверь с древним ящиком «Для писем и газет», три записанных котами ступеньки, три шага во тьме, дверь направо – и ты в редакции, в трех комнатах с новыми обоями и белыми лампами.
Костя поздоровался. Глеб и Паша кивнули – и в компьютеры, Виктория Петровна говорит по телефону, отвернувшись к окну, шефа нет.
Вазик, главред Вазген Петросян, в газету ничего не писал, кончил Плешку, но был человеком по-армянски коммерческим. Парень не крупный, подвижный. Он мог бы торговать и богатеть. Про связи свои Вазген не рассказывал. Но про душу – да. Любил Атлантиду, тайные способности человека к духовному господству над природой, в общем, всё блаватское. Его и звали Вазик-Блавазик. Восточные глаза Блавазика поблескивали. Заниматься высоким ему нравилось.
Кольцо, пышное, как женское, но массивное, мужское, болталось на тонком пальце. Свалиться кольцу не давал сустав.
Блавазик начинал разговор с улыбкой, но заканчивал деловито и не очень приветливо.
