— Всем замереть!

Услышав команду, бойцы небольшой разведгруппы немедленно попадали во влажную траву, которой порос обрывистый берег реки, крепко сжимая оружие во внезапно вспотевших ладонях, и принялись внимательно осматривать лежащую перед ними маленькую долину.

Сентябрьское солнце медленно опускалось за горизонт. С востока в долину заползали длинные черные тени. Тишина казалась слишком плотной, неестественной и была явственно пропитана ощущением опасности. И даже постоянные гулкие раскаты артиллерийских орудий, все время до этого доносившиеся с восточного направления, сейчас, казалось, совершенно стихли.

Штаб-сержант Уорнер Холцингер, командир разведгруппы, только что приказавший всем замереть, осторожно поднялся на одно колено и внимательно вгляделся в разрушенный мост, по которому можно было перейти через реку и оказаться в долине. Немцы уничтожили его всего несколько часов тому назад. Идущие по пятам отступающего врага бойцы разведгруппы явственно слышали грохот взрыва, который ознаменовал уничтожение этого моста. Явственно слышал его и штаб-сержант Холцингер. Он видел, что моста больше не существовало. Это было совершенно очевидно. Однако он не мог с той же степенью уверенности сказать, что делали и где были сейчас взорвавшие его крауты

[3]

— то ли они действительно отступили далеко в глубь территории, то ли, наоборот, затаились на прилегающих к долине высотах. Если второе было верно, то тогда их малочисленная разведгруппа, которая вела разведку местности в интересах 5-й танковой дивизии, могла оказаться в очень сложном положении. Или попросту погибнуть.

— Ну, что ты думаешь, сержант

[4]

? — выдохнул капрал Драйвер, который осторожно подполз к Холцингеру. Он крепко сжимал в своих руках карабин и все время настороженно оглядывался. — На вид речка чертовски глубокая. Да и вообще от всего этого местечка у меня мурашки бегут по коже. Может быть, нам лучше начать выбираться из этой проклятой дыры?

— Вы только взгляните на этих проклятых ублюдков, господин штандартенфюрер

[8]

, — простонал гауптшарфюрер Шульце, указывая на шеренги пехотинцев, которые до сих пор удерживали высоты, но теперь, не выдержав натиска противника, скатились с них и обратились в паническое бегство. — Вся армия этих вонючих недоносков бежит, и все дела! — Он с презрением сплюнул и взглянул на светловолосого штандартенфюрера Куно фон Доденбурга, который стоял рядом с ним на броне «королевского тигра»

[9]

. — Что вы собираетесь делать со сбродом этих дерьмовых уродов, с самого начала наложивших себе в штаны, спрошу я вас?!

Штандартенфюрер фон Доденбург, командир боевой группы СС «Вотан», находившейся в полной боевой готовности и сконцентрированной в сосновом массиве в пяти километрах к западу от Аахена, отвел глаза от шеренг пехотинцев, которые в беспорядке бежали назад, бросив свои боевые позиции. Какой-то офицер безуспешно пытался остановить их и восстановить линию обороны, но его никто не слушал. Орудия Седьмого корпуса армии США безжалостно молотили по позициям, которые занимали эти солдаты, обращая все в пыль и дым. Скоро к артиллерийской артподготовке должны были присоединиться американские штурмовики, чтобы сбросить на это место груз бомб и окончательно покончить с любыми очагами немецкого сопротивления в преддверии грандиозной атаки американских войск на Аахен.

— Неужели я действительно слышал, что ты назвал их «дерьмовыми уродами», гауптшарфюрер Шульце? — с деланным удивлением произнес фон Доденбург. Его голос был абсолютно спокоен — точно он наблюдал сейчас документальный фильм, а не настоящее крушение немецких боевых порядков перед самым Аахеном. — Честно говоря, я немного удивлен, что один из старших унтер-фюреров

[10]

элитного подразделения войск СС использует подобные выражения.

Шульце, бывший гамбургский докер, прослуживший бок о бок с фон Доденбургом на всех европейских фронтах войны начиная с самых первых дней батальона СС «Вотан», сделал неприличный жест: сложив пальцы одной руки колечком, он начал тыкать туда указательным пальцем другой руки.

— Вот что я думаю об этих дерьмовых псах, господин штандартенфюрер, — с презрением выдохнул он.

— Хайль Гитлер!

Высокий худой мужчина в черном мундире бригадефюрера СС, стоявший у растрескавшегося после американских налетов окна штаба обороны Аахена, никак не отреагировал на новое обязательное приветствие, которое было введено в Германии после июльского заговора

[15]

.

Куно фон Доденбург вопросительно посмотрел сначала на штурмбаннфюрера Шварца, который находился справа от него, а затем на гауптшарфюрера Шульце, находившегося слева. Последний постучал кончиком указательного пальца по своему виску, давая понять, что неестественное молчание генерал-майора полиции

[16]

Доннера являлось еще одним признаком того, о чем все и так давно знали, — что генерал был не совсем нормальным.

— Вы хотите сказать, что у меня не все дома, гауптшарфюрер? — без всякого выражения осведомился бригадефюрер Доннер, по-прежнему стоя спиной к трем представителям боевой группы СС «Вотан». Затем он рассмеялся беззвучным смехом. — Не смущайтесь, господа. Если вы и впрямь считаете меня сумасшедшим, — что ж, тогда вы в хорошей компании. В компании, включающей в себя и нашего гефрайтера

[17]

… самого удачливого гефрайтера всех времен и народов. Вы знаете, кого я имею в виду… Потому что только сумасшедший может отдать приказ до последнего оборонять такой город, как Аахен. И только сумасшедший может согласиться выполнить подобный приказ. Ведь это задание — не что иное, как билет в один конец на небеса… или, скорее, в преисподнюю?

Куно фон Доденбург наконец понял, каким образом Доннер заметил неуважительный жест Шульце — в небольшое зеркальце, которое было прикреплено к окну неподалеку от глаз генерала.

Аахен находился в агонии. Две сотни американских «летающих крепостей»

[25]

, отбомбившись по городу и превратив еще одну его часть в совершеннейшие руины, развернулись и с сознанием хорошо выполненного долга начали возвращаться обратно на свои базы в Великобритании. Убедившись, что больше город бомбить не будут — по крайней мере, в настоящее время, — «охотники» фон Доденбурга вышли на улицы, чтобы прочесать их в поисках гражданского населения Аахена.

Когда поднятая в результате взрывов авиабомб пыль начала постепенно оседать, эсэсовцы увидели ужасающую, леденящую кровь панораму разрушенного города. Целые кварталы превратились в груды строительного мусора. Между ними зияли глубокие воронки, оставленные многотонными американскими авиабомбами. Однако больше всего поражали бойцов из боевой группы «Вотан» даже не эти груды мусора, не воронки и не разрушенные дома, а горы трупов, на которые они то и дело натыкались, передвигаясь по Аахену. Трупы были везде, воздух был до отказа наполнен сладковатым, удушливым запахом мертвечины.

— О Боже, — выдохнул гауптшарфюрер Шульце, за которым шла группа приданных ему людей, настороженно оглядывающихся по сторонам. — Это место выглядит, как чертова скотобойня.

— Я считаю, что они просто получили поделом, — желчно отозвался его давнишний приятель, одноногий шарфюрер Матц. — Этим ублюдкам следовало выполнить приказ и эвакуироваться из города. Тогда, возможно, они остались бы живы. — Здоровой ногой он отпихнул от себя оторванную взрывом человеческую голову, которая закатилась в ближайшую воронку от авиабомбы.

Его следующие слова потонули в грохоте, произведенном неожиданно обрушившейся стеной дома, в который до этого уже попало несколько авиабомб. В течение долгого времени после этого стена продолжала стоять, но сейчас, видимо, наступил предел, и она внезапно рухнула вниз, взметая вокруг себя тучи пыли. Эсэсовцы едва успели нагнуться и защитить головы от сыплющихся на них сверху кирпичей и бетонных обломков. И в то же самое мгновение прямо над их головами вдруг засвистели пули.

Тяжелый «королевский тигр» быстро ехал вперед. Внутри него зловеще мигала красная лампочка, сигнализировавшая о том, что 88-миллиметровая пушка танка и его спаренные пулеметы заряжены и полностью готовы к бою. Шульце, сидевший в кресле стрелка рядом с фон Доденбургом, прекрасно знал об этом и без всякой лампочки. Но главное, он чувствовал, что впереди их ожидают большие неприятности. Это зловещее чувство было разлито по всему его телу.

Они уже миновали разбомбленные пригороды Аахена и двигались в боевом строю по полупустынной унылой местности, выглядевшей угрожающе — так, как она всегда выглядит при приближении к полю боя. Казалось, сама земля страшилась предстоящего на ней кровопролития.

— Водитель, приказываю двигаться прямо вперед вдоль линии ограждения, — проговорил Куно фон Доденбург. — Шульце, дистанция шестьсот метров. Цель слева.

С легкостью, которая приходит после многих лет практики, гауптшарфюрер развернул 14-тонную башню «тигра» влево. Одновременно он выставил требуемую дальность прицела. Они приближались к сосновому лесу, в котором уже окопались американские войска. Скоро станет по-настоящему жарко — и, возможно, он сложит в предстоящей битве свою непутевую голову и так и не сможет насладиться прелестями женщин из подпольного борделя, который так счастливо обнаружил среди руин Аахена.

— Проклятая война, — пробормотал Шульце и прижал глазницу к обрамленному мягкой резиной окуляру прицела. — Ничего себе, невозможно даже бабу спокойно трахнуть!